Дама в черном - [50]

– И вы утверждаете, что с пяти часов до того момента, когда разыгралась драма, вы не уходили из коридора?

– Ей-богу, нет!

– Вы уверены в этом? — настаивал Рультабий.

– Ах, извините, был момент… одна минута, когда вы меня позвали…

– Хорошо, Бернье. Я хотел узнать, помните ли вы об этой минуте.

– Но ведь это была всего лишь минута, к тому же господин Дарзак находился в это время у себя в комнате. Он не выходил оттуда. Ах! Здесь какая-то тайна!..

– Откуда вы знаете, что он не выходил оттуда в течение этих двух минут?

– Черт возьми! Если бы он вышел оттуда, его увидела бы моя жена, которая сидела у нас в комнате! И это бы все объяснило, и господин Дарзак не был бы так заинтригован, да и госпожа тоже! Ах! Мне пришлось несколько раз повторить ему, что никто не входил, кроме него, в пять и вас в шесть часов, что никто не входил в комнату до его возвращения ночью вместе с госпожой Дарзак… Он, как и вы, не хотел мне верить… Я поклялся ему над трупом, который лежал в его комнате…

– Это действительно был труп?

– О! Он еще дышал… я слышал!

– Значит, это был не труп, Бернье.

– О, все равно что труп! Пуля попала ему в сердце!

Наконец-то Бернье расскажет нам о трупе, подумал я. Видел ли он его? Как он выглядел? Но все это было как будто не важно в глазах Рультабия; репортер, по-видимому, был занят исключительно тем, как попал туда труп! Каким путем пробрался туда этот человек?

Однако об этой стороне дела Бернье знал мало. Все произошло, как ему казалось, моментально, как удар молнии. Он медленно шел от двери к своей комнате, рассказывал он, намереваясь лечь спать, когда они с женой услышали сильный шум, доносившийся из комнаты Дарзака, и на минуту замерли на месте. Внезапно раздались стуки в стену и треск опрокидываемой мебели. «Что там случилось?» — едва успела произнести жена Бернье, как послышался голос госпожи Дарзак: «Помогите!» Этого крика мы не слышали из нашей комнаты в Новом замке. Сам Бернье, бросив жену, которая в страхе металась по комнате, кинулся к двери Дарзака и стал трясти ее, крича, чтобы ему открыли. По ту сторону двери борьба продолжалась на полу. Бернье услышал учащенное дыхание двух людей и узнал по голосу Ларсана, прохрипевшего: «На этот раз я спущу с тебя шкуру!» Затем Дарзак стал звать на помощь жену задыхающимся голосом: «Матильда! Матильда!» Очевидно, в рукопашной с Ларсаном последний одержал верх, когда раздался выстрел, который не так испугал Бернье, как сопровождавший его крик. Можно было подумать, что госпожа Дарзак, издавшая этот крик, была смертельно ранена. Бернье вообще не мог понять поведения госпожи Дарзак. Почему она не открыла ему дверей, отказываясь, таким образом, от помощи, которую он мог оказать? Наконец, почти сейчас же вслед за выстрелом, дверь, в которую Бернье не переставал стучать, открылась. Комната была погружена во мрак, что не удивило Бернье, так как свет, проникавший сквозь дверную щель, во время борьбы внезапно погас, и он в то же время услыхал шум опрокинутого на пол подсвечника. Дверь ему открыла госпожа Дарзак, в то время как господин Дарзак стоял, наклонившись над хрипевшим телом умирающего. Бернье позвал свою жену, крикнув ей, чтобы она захватила свечу, но госпожа Дарзак вскричала: «Нет, нет! Не нужно свечи! Не нужно свечи! А главное, чтобы он не узнал ничего!» И она сейчас же бросилась ко входной двери башни с криком: «Он идет! Он идет! Я слышу! Откройте дверь! Откройте дверь, Бернье! Я сама его встречу!» И Бернье открыл ей дверь, в то время как она не переставала стонать: «Спрячьтесь! Уйдите! Чтобы он ничего не узнал!» Бернье продолжал:

– Вы ворвались как ураган, господин Рультабий. И она увлекла вас в гостиную старого Боба. Вы ничего не заметили. Я остался с господином Дарзаком. Человек на полу перестал хрипеть. Господин Дарзак, по-прежнему склоненный над ним, сказал мне: «Скорее мешок, Бернье, мешок и камень, и мы выкинем его в море, и никто о нем не узнает!»

– Тогда, — продолжал Бернье, — я вспомнил о мешке с картофелем; моя жена собрала картошку в мешок, я все опять из него высыпал и принес мешок господину Дарзаку. Мы старались шуметь как можно меньше. В это время госпожа, вероятно, рассказывала вам какие-нибудь небылицы в гостиной старого Боба, а господин Сенклер расспрашивал мою жену в нашей комнате. Мы тихонько засунули труп в мешок, и господин Дарзак тщательно обмотал его веревкой. Но я посоветовал не бросать его в море, так как там недостаточно глубоко и вода бывает иногда так прозрачна, что видно дно. «Что же мне с ним делать?» — спросил шепотом господин Дарзак. Я ответил: «Ей-богу, не знаю. Все, что я мог сделать для вас и для госпожи, да и для человечества против такого разбойника, как Фредерик Ларсан, — я сделал. Но не требуйте от меня большего, и да хранит вас Бог!» И я вышел из комнаты и встретил вас, господин Сенклер. А затем вы по просьбе господина Дарзака пошли за господином Рультабием. Что касается моей жены, то ей едва не сделалось дурно, когда она вдруг увидела, что господин Дарзак весь в крови, да и я также!.. Посмотрите, господа, у меня руки совсем красные! Ах! Только бы все это не принесло нам несчастья! В конце концов, мы исполнили свой долг! И он был ловким разбойником!.. Но, знаете, что я вам скажу?.. Никогда не удастся скрыть подобную историю… и лучше будет сейчас же рассказать все полиции… Я обещал молчать и буду молчать, насколько смогу, но я рад, что вам теперь все известно, потому что вы друзья господам Дарзак и, может быть, сумеете их уговорить. Зачем они скрывают? Да это же честь — убить Ларсана!.. Простите еще раз, что произношу его имя… я знаю, оно не из честных… Но разве это не подвиг — освободить от него землю, избавившись от него самим? Ах, да… состояние!.. Госпожа Дарзак обещала мне целое состояние, если я буду молчать! Но что мне с ним делать?.. Служить нашей бедной госпоже, которая перенесла столько страданий, для меня не меньшее счастье!.. Я ничего не хочу!.. Ничего!.. Только она пусть говорит!.. Чего ей бояться? Я сказал ей это, когда вы ушли спать и мы остались в Квадратной башне одни с трупом. Я сказал ей: «Вы должны кричать, что вы его убили! Весь свет будет вам рукоплескать!» Она мне ответила: «Довольно одного скандала, Бернье; насколько это будет в моих силах, мы постараемся все скрыть! Мой отец не перенесет этого!» Я ничего ей не ответил, хотя мне и очень хотелось. У меня вертелось на языке: «Если дело раскроется позднее, злые люди приплетут разный вздор, и ваш отец тем более не перенесет этого!» Но всякий рассуждает по-своему! Она хочет, чтобы молчали! Ну что же, будем молчать!..