Дама в автомобиле, с ружьем и в очках - [68]

Я оставил тело Коба в тире и запер дверь на ключ. Собрал в его спальне одежду, которую он носил в тот день. Оставил себе его бумажник и какие-то бумаги, в том числе рецепт на дигиталис, адрес ремонтной мастерской в Авиньоне и билет на самолет в Марсель-Мариньян. Отключил его телефон от абонентской сети до конца уикенда. Я оставил Аниту в доме и отдал ей ключи Коба – уходя, она должна была все запереть. Я объяснил ей, под каким предлогом привезу вас сюда, чтобы изолировать на эту ночь. Велел спрятать по ящикам все, что могло навести вас на мысль, что это не наш дом. Она была уверена, что вы знаете наш настоящий адрес. Но в принципе было не столь важно, что вы подумаете, поскольку на следующий день вам предстояло умереть.

Я сказал Аните, что через полчаса позвоню ей домой, на авеню Мозар. Она должна была собраться, чтобы, как и предполагалось, пойти на фестиваль рекламных фильмов. Я опишу ей по телефону, во что вы одеты, пусть она приготовит для себя что-то похожее. Она не понимала, что я имею в виду. Она была очень бледна, а на щеках от слез остались дорожки туши. Она выглядела абсолютно потерянной. Я сказал, что теперь ей нужно быть красивой, естественной и хорошо держаться.

Я вернулся к своей машине, оставленной на улице Трамбль, метрах в пятидесяти от ворот виллы Коба, и поехал прямо в агентство. По пути я закурил первую сигарету с тех пор, как вышел оттуда днем. Было почти пять часов. Я выпроводил из своего кабинет Мюше, пытавшегося показать мне набор объявлений. Думаю, что впервые за всю карьеру этого графомана его сочинения так быстро попали в типографию. Я буквально вытолкал его за дверь. В ящике стола нашел расписание самолетов из Парижа. Выписал оттуда часы отлета и прилета тех рейсов, которые могли мне понадобиться ночью. По внутреннему телефону позвонил секретарше и попросил, чтобы вечером мне доставили на дом два билета компании «Свиссэйр» на Женеву, вылет завтра в два часа. Я попросил ее собрать для меня досье фирмы «Милкаби». Потом выпил стакан спиртного, кажется водки, и поднялся этажом выше к вам в офис.

Я впервые оказался там с тех пор, как вы его занимаете. Вас не было, и я сперва решил попросить вас найти, но потом подумал, что это привлечет ненужное внимание. Я воспользовался вашим отсутствием, чтобы осмотреться, заглянуть в выдвижные ящики и в вашу сумку, брошенную на столе. Разумеется, я пытался найти что-то дополнительное, что могло бы подкрепить мой план, но, прежде всего, я искал вас, хотел больше узнать о вас при помощи окружавших вас бытовых предметов. Чем дольше вы отсутствовали, тем больше я боялся того момента, когда вы появитесь. Я не знал, кто окажется передо мной. Я смотрел на висящее на вешалке у стены белое пальто. Дотронулся до него. От него пахло духами Аниты, что меня сперва удивило и оттолкнуло, но потом подбодрило. Если неожиданно следы этих духов обнаружат на вилле Монморанси или в Вильнёве – Анита ездила туда с Кобом на прошлой неделе, – то, скорее всего, это припишут не ее, а вашему присутствию. Но в этой комнате было что-то другое, исходившее от этого пальто, что-то необъяснимое, но вполне ощутимое, что занимало меня больше всего остального, правильнее сказать, тревожило. Теперь я полагаю, Дани, это было предчувствием того, что со мной должно будет произойти, вопреки всем моим стараниям – вопреки этой долгой гонке без сна, днем и ночью, когда я мчался сюда как одержимый, каким, впрочем, я был все эти годы.

Я никогда прежде не видел светловолосое создание, внезапно возникшее в дверях, оно было совершенно для меня чужим. Ни одна из ваших черт, Дани, ни один из ваших жестов, ни одна интонация вашего голоса в этом залитом солнцем кабинете, который, казалось, я целиком заполнил своим присутствием, не совпадали с тем образом, который я составил. Не знаю, может быть, потому, что вы были слишком близко или слишком реальны. От вас веяло такой спокойной уверенностью, что мне даже показалось, что все, что происходит со мной, – это сон. Я крутил в руках слоника на шарнирах. Я почувствовал, что от вас не ускользает моя растерянность, что и у вас в голове мелькают мысли, короче, что вы живая. Согласно моему плану, манипулировать Жюлем Кобом было несложно. Я мог по своей прихоти перемещать его с места на место, как неодушевленную вещь, даже заставить его пережить какие-то события, поскольку он был мертв. Вы же, что было еще более парадоксально, казались мне полной загадкой, вы таили в себе миллионы непредсказуемых поступков, и было достаточно одного, чтобы погубить меня.

Я вышел. Потом вернулся, потому что забыл сказать нечто важное. Вы не должны говорить сослуживцам, что вечером едете работать ко мне. Я пошел в бухгалтерию и взял наличные из черной кассы. Положил пачку купюр прямо в карман пиджака, как поступал и до этого, во время войны, когда мне было двадцать. Именно на войне обнаружился мой единственный талант – я мог продать что угодно кому угодно, даже то, что покупается легче всего, а стоит всего дороже, – я мог продать пшик. Новенькая машинистка, не знаю ее имени, уставилась на меня с глупым видом. Я велел ей заниматься своим делом. Я позвонил своей секретарше, велел, чтобы она отнесла мне в машину досье «Милкаби», пачку машинописной бумаги и копирку. Я видел, как вы шли по коридору в белом пальто. Я заглянул в редакцию и услышал знакомый шум. Гошеран раздавал конверты с зарплатой и премиальными. Я попросил дать мне ваш. Потом вернулся к вам в офис. Я был уверен, что вы оставили записку, чтобы объяснить свое отсутствие коллегам.