Дама в автомобиле, с ружьем и в очках - [30]

Через окно кафе – внутрь он решил не заходить – он смотрел, что там происходит: она выбрала пластинку в музыкальном автомате. В зубах сжимала кренделек. Он заметил, что ее темные очки вогнуты внутрь и как-то странно отражают свет. Близорукая. Лет двадцать пять. Правая рука плохо действует. Замужем или живет с каким-то мужиком, который в состоянии подарить ей на Рождество «Тандербёрд». Когда она наклонилась над автоматом, он заметил, что ткань юбки обтягивает округлые упругие бедра, длинные ноги, а еще что костюм у нее испачкан в разных местах. У нее была скромная прическа, маленький рот и маленький нос. Когда она говорила с рыжей сексапильной кассиршей, он подумал, что у нее какие-то проблемы или она чем-то огорчена, короче, улыбка у нее была грустной. Мужчины-посетители – а впрочем, и женщины тоже – постоянно на нее поглядывали, но она ничего не замечала. Она слушала песню Беко, доносившуюся до него через окно, про одиночество на своей звезде. Наверное, ее недавно бросили. Да, с такими трудно иметь дело.

Богатой она не была, а если и была, то разбогатела совсем недавно. Откуда он это знает, ответить он бы не смог. Наверное, потому что богатые девушки по ночам не разгуливают в одиночестве в Шалоне, а с другой стороны, почему бы и нет? А может быть, из-за того, что у нее в чемодане была только зубная щетка и так мало нарядов? Он знал одно – когда попадается на пути такая девица, то лучше уносить ноги. Нет, с такими очень трудно иметь дело.

Он поудобнее устроился в машине и стал ждать. Настроил радио на канал «Европа Один», раскурил вторую сигарету. Он увидел, как она вышла из кафе, перешла улицу и остановилась неподалеку на берегу Соны. Когда она возвращалась назад, он понял по ее странной, красивой походке, что она – девушка уравновешенная и разумная, и, хотя мысль о том, что, если снять с нее этот костюм, она наверняка радостно отзовется на его ласки, подбодрила его, но все равно шансов у него было мало.

Она слегка отшатнулась, открывая дверцу и услышав обвинение, что опаздывает, но ничем больше свое удивление не выказала. Села за руль, одернула юбку, чтобы прикрыть колени, и заявила, шаря в сумке в поисках ключей:

– Только не говорите, что вы меня уже видели. Надоело.

У нее было самое четкое произношение из всех, которые ему доводилось слышать, казалось, что она тщательно выговаривает каждую букву. Он ответил, пытаясь тем временем придумать что-то поубедительнее:

– Поехали, болтать будем по дороге. Вы знаете, который уже час?

Самое неприятное – ее очки. Два темных овала, за которыми скрывалось неизвестно что. Ее четкий голос:

– Выйдите из моей машины.

– Это не ваша машина.

– Неужели?

– В самом деле. Я видел документы в бардачке.

Она пожала плечами и сказала:

– Будь любезен, вылезай поживее.

– Я еду в Канны.

– Браво. Но все равно вылезай. Знаешь, что я сделаю, если ты не вылезешь сам?

– Отвезете меня в Канны.

Она не рассмеялась. Слегка ударила его по ногам, потому что он касался подошвами ветрового стекла, и он сел как следует. Она мгновение смотрела на него, потом сказала:

– Я не могу везти тебя в Канны.

– Я очень расстроюсь.

– Что тебе все-таки от меня надо?

– Увидеть, как эта чертова колымага зафурычит, черт побери!

Она кивнула, словно соглашаясь, и завела мотор. Но он знал, что на самом деле она ничуть не согласна. Он не удивился, когда она лихо развернулась на тротуаре и поехала в центр города. Сперва подумал, что с нее станется вот так, не произнеся ни слова, отвезти его в полицию, а потом решил, что нет, это не в ее духе.

Она свернула налево на какую-то улицу, остановилась, чтобы прочитать табличку с названием, вытянула шею, кстати, довольно изящную, а идущая навстречу машина вынуждена была остановиться. Водитель начал кричать через окно какую-то чушь. Она не ответила, Филипп тоже промолчал, и вскоре они остановились чуть поодаль возле неоновой вывески «Отель “Ренессанс”». У него явственно промелькнула в голове довольно простая, но весьма самоуверенная мысль, но он ее отогнал.

– Мне остаться в машине или пойти с вами?

– Можешь пойти или делай, что тебе угодно.

Он вышел, догнал ее на тротуаре. Он был выше ее на целую голову. По глупости он сказал ей, что если будет ему «тыкать», то и он будет обращаться к ней так же.

– Только посмей. Я перебужу весь Макон.

– Мы еще не в Маконе, а в Шалон-сюр-Соне.

– Вот именно! Меня и там будет слышно.

Она повернулась к нему лицом – совершенно безразличная, за словом в карман не полезет, делает вид, будто и не такое встречала, но при этом у него возникло почти физическое ощущение – абсолютная уверенность в том, что сегодня же ночью она окажется в его объятиях, что он увидит ее глаза без очков, а завтра они будут вместе загорать на солнышке. Она стояла перед закрытой стеклянной дверью. Должно быть, ей пришли в голову те же мысли, потому что неожиданно, не сводя с него взгляда, но изменившимся, словно усталым голосом она произнесла:

– Да какая разница, иди.

И потом зашла.

Дальше произошла сцена, смысл которой он не мог понять. Девушка обратилась к элегантному господину, восседавшему за стойкой администрации, а потом к подошедшей к ним его супруге. У нее был заказан номер по телефону. На фамилию Лонго. Она спросила, ночевала ли она у них в отеле прошлой ночью. Им обоим стало не по себе, они явно были сбиты с толку и в недоумении переглядывались.