Дама слева - [3]

– Я не вынесу, если ты будешь называть меня «отец» или «папочка», – и они снова рассмеялись. – Меня зовут Пол. Договорились?

Пол, Пол, Пол. Тогда она подумала, что это самое замечательное имя на свете, и до сих пор продолжала так считать.

Сейчас Элисон подошла к нему со словами:

– Знаешь, ты хорошо устроился, в такую погоду даже собаку на улицу не выгонишь.

Левый уголок его рта вздёрнулся в усмешке.

– Тебя хорошо вышколили; переживёшь.

– Как жестоко.

Девушка села у столика и, взяв тяжёлый серебряный чайник, принялась разливать чай, намеренно храня молчание. Когда она протянула Полу чашку, он кивнул и сказал:

– Ладно, оставим это. Сколько удачных приобретений ты сделала? Получила стулья?

– Не георгианские, но в стиле Чиппендель за тридцать восемь фунтов.

Мужчина поджал губы.

– Жаль! Я знаю, куда бы сбыл этот лот не менее чем за сто тридцать. Жаль! Но и Чиппендель не плохо. Насколько я могу судить, они быстро уйдут за шестьдесят. Возможно, привлекут какую-нибудь молодую мадам из Сен-Пьерра.

– Но, Пол, они стоят, по крайней мере, семьдесят. Если ты начнёшь снижать цены, старый Броудбент снова сядет тебе на хвост.

– Так бывало и раньше, но у него ничего не вышло.

Оба рассмеялись. Затем, опустив руку вниз, Пол подобрал письмо и как бы невзначай протянул его Элисон со словами:

– Это интересно.

– Что это?

– Прочитай и увидишь.

Она так и сделала, а потом подняла глаза на Пола и заговорила с возбуждением:

– Бикон Райд. Это огромный особняк на повороте Брайтон роуд, не так ли?

– Да, именно этот.

– И они хотят, чтобы ты произвёл оценку? Очень хорошо, очень хорошо, мистер Элмер! Это ведь большая удача, да? Они отклонили три предложения: Броудбента, Фоулера и Уитли. Ах! Вот как вознаграждается репутация честного торговца, каким тебя считают! Но… но это немного странно… Бикон Райд находится рядом с Брайтоном. Там десятки перекупщиков, не говоря уже об аукционерах и оценщиках, и по среднеарифметическому закону кто-то из них ведь должен оказаться честным.

Пол снова рассмеялся и сказал:

– Возможно, это не так уж странно; есть честность и… честность.

– Не будь таким самодовольным, – Элисон игриво стукнула его кулачком, а затем снова бросила на письмо озадаченный взгляд. – Они просят тебя прибыть как можно скорее, но ты не сможешь выйти из дома ещё по крайней мере неделю.

– Да. Да, я уже думал об этом, но мы не можем заставлять их ждать. Когда люди хотят что-то продать, им обычно нужны деньги.

Мужчина задумчиво потёр переносицу, бормоча:

– Я думал, всё уже продано, всё достойное внимания… Странно.

– Откуда ты знаешь? Ты уже бывал там раньше?

Голос девушка прозвучал на высоких нотах.

Глаза Пола были опущены в тарелку, когда он ответил безразличным тоном:

– Да, много раз.

– Когда?

– О… много-много лет назад, ещё до твоего рождения.

Он покосился на неё, и она нежно ему улыбнулась. Под словом «рождение» подразумевался момент, когда Элисон оказалась на его попечении восемь лет назад…

– Раз ты не хочешь терять такую возможность, что же делать? – спросила она.

– Пошлю тебя.

– Меня? Как оценщика?

– Помнишь, что ты сказала в первый день нашего партнёрства? – мужчина сжал губы. – Ты сказала, что много лет ходила на торги. Ты сказала, что знаешь… дело.

– Ну, сказала и говорю. А что? Но… это может оказаться слишком серьёзно. Ты никогда не позволял мне заниматься чем-то подобным самостоятельно.

– Ничего подобного мне ещё не подворачивалось. Это твой шанс. Отправляешься завтра.

– О, Пол! – она схватила его руку. – Я с удовольствием, ты же знаешь. Как думаешь, что там будет?

– В письме об этом говорится. Ты что, не прочитала? Всякая всячина, включая столовые приборы эпохи Георга III, китайский фарфор и несколько старинных английский бокалов. Звучит довольно интересно. Чего я не понимаю, так это почему они не послали всё это в Лондон. Сотби с удовольствием бы занялись этими… если они именно такие, какими их описали.

– О, боже! У меня уже холодеют руки.

– И совсем напрасно. Всё, что от тебя требуется, это составить опись и определиться, когда вернуться. Тебе не нужно называть цену, по крайней мере, если ты полностью не уверена.

– Я дрожу от волнения.

Элисон опустилась на колени на коврик у камина и опёрлась спиной о диван. Жизнь была чудесна, волнующе изумительна и великолепна. Девушка смотрела на огонь, спрашивая себя, как и много раз до этого, обладала бы она таким тонким художественным вкусом касательно изящных и прекрасных вещей, если бы её родителей не постигла такая трагическая смерть, а сама она не попала на попечение дяди. Её отец был обычным зеленщиком, ничего захватывающего. Возможно, если бы они были живы, она выросла, вышла замуж и имела бы собственный дом, а скрытый талант всё равно дал бы себя знать потом. С другой стороны, может, у неё и вовсе не было никакого таланта в этой области; возможно, это всего лишь влияние обстановки, в которой она воспитывалась, и выпавшая ей возможность, так как дядя очень любил её и брал с собой почти на все торги. Ребёнком она сидела в углу старой комнаты аукциона в Лидсе в окружении чьих-то ног, пока дядя занимался своим делом.

Во сне она часто слышала голос, выкрикивавший: «Продано за десять шиллингов… Продано за двадцать фунтов… Продано за сто пятьдесят гиней… Раз, два, три, продано». В маленьком дворике при магазине она танцевала под мелодию собственного сочинения, и песня её обычно состояла из одной строчки: «Раз, два, три, продано». Так или иначе, Элисон была уверена в одном: являлось ли её умение врождённым талантом, или лишь удачным воспитанием, оно у неё было.