Дама Пик - [47]

– Поедем в Россию? – Отличный вопрос, и главное в нем то, что подразумевается «поедем вместе». Могла ведь спросить и по-другому, но сформулировала именно так.

– А ты что думаешь?

Разговор состоялся только тогда, когда никто не мог их услышать: в карете по дороге от «Русского дома» к «Итальянскому подворью» – дорогой гостинице, где обычно останавливались богатые итальянцы, не имевшие в Генуе собственного жилья.

– Не знаю, – задумалась Теа. – Петербург… Звучит соблазнительно. Особенно для меня. Ты же понимаешь?

– Понимаю.

– Ну вот, ну вот… – покивала Теа. – И хочется, и колется… и мама не велит. В общем, не знаю даже, что и сказать.

– Эта их София, в чем ее интерес? – спросила после короткой паузы.

– Трудно сказать, – пожал плечами Август. – Она любит блеск и славу.

– Кто их не любит!

– Собирает редкости, диковинки, все дорогое и блестящее.

– Одним словом, сорока.

– Тоже верно, – согласился Август. – Но, с другой стороны, ты, может быть, еще не обратила внимание, но здесь, в Европе, Россию исторически считают варварским государством…

– Хочешь сказать, императрица выеживается за наш счет?

– Любопытное слово, – улыбнулся Август. – Мне думается, я уловил его смысл, но…

– Хочет всем нос утереть? – А вот это уже намеренно.

Теа временами использует крайне странные слова и выражения. Иногда произносит их по-русски, – так, что ее вообще никто не понимает, – но обычно в дословном переводе на французский или итальянский. И чаще всего делает это непреднамеренно, просто в силу живости ума. Однако в других случаях – в зависимости от обстоятельств – использует эти обороты сознательно, с умыслом, желая подчеркнуть свою непохожесть на других или что-то еще, в чем Август пока до конца не разобрался.

– Если я тебя правильно понял, то да, – кивнул Август. – Украшает фасад, так сказать. Говорят, Петербург красивее Парижа и уж точно богаче. Дворцы, театры, трактиры… И, разумеется, университет и Академия наук. Публичная библиотека, императорская галерея, мосты, монументы, храмы и прочие достопримечательности. Так что, возможно, дело именно в том, чтобы показать всем этим «бургундцам», кто нынче настоящий европеец. Но возможны и другие варианты.

– Что насчет некоей проблемы, которую может разрешить только сильный колдун? – рассуждая вслух, предположила Теа.

– Тоже возможно, – согласился Август. – Венценосцы любят такие поручения.

– Допустим, поручили. Что приобретаешь в этом случае ты?

– Деньги…

– Зачем тебе нужны деньги? – в очередной раз удивилась женщина, отказывавшаяся принимать его доводы, потому что не желала понимать мотивы. – У нас же достаточно денег. А если удастся стребовать долги с де Верже и Корвинов, станем вообще неприлично богаты!

– Невозможно быть неприлично богатым! – усмехнулся Август очередному перлу Теа.

– Ты меня понял! – отмахнулась она.

– Это твои деньги, Теа, – объяснил Август очевидное. – Я знаю, ты не жадная, и поэтому я непременно воспользуюсь твоей добротой, если не будет другого выхода. Но пойми, я хотел бы иметь свой собственный источник дохода.

– Они так много платят? – сменила тему женщина.

Это она тоже умела: мгновенно менять тему разговора, если ей не хотелось продолжать прежнюю.

– Не думаю, – ответил на ее вопрос Август. – Хорошо, но не чрезмерно. Однако русский двор предоставляет массу других возможностей разбогатеть.

– Вообще-то любопытно, – задумчиво произнесла женщина. – Петербург, императрица София…

– А у вас? – осторожно спросил Август, почувствовав, что момент позволяет хотя бы отчасти удовлетворить давнее любопытство. – Как случилось, что у вас республика?

– Ну как случаются республики? – грустно усмехнулась в ответ Теа. – Сначала заводятся большевики, затем случается революция, а уж потом возникает республика. А у вас что, как-то иначе?

– У нас революций не было ни разу, – признал Август, позорным образом растерявшийся от слов Теа.

– Что, серьезно? Не было? Нигде?

– Не было, – подтвердил Август. – Нигде. А кто такие эти большевики?

– Скучно живете, – покачала головой женщина, словно и не услышала вопроса. – А у нас полно! В Англии, в Америке, во Франции, еще где-то, ну а потом и в России. Byl tsar, da ves splyl. Великая Октябрьская Социалистическая революция называется.

– Социалистическая? – нахмурился Август, пытаясь понять, что бы это значило. Корень слова был знаком и понятен, но в целом…

– Не бери в голову! – привычно отмахнулась Теа.

– Хорошо, беллиссима, как скажешь! Хотя постой… что ты сказала про Америку? Какая Америка? Где революция?

– В английских колониях, – пожала плечами Теа. – Здесь ведь тоже есть английские колонии. Нью-Йорк… хотя нет: это же, по-здешнему, Новый Амстердам. Значит, колония Нидерландов. Но все равно. Есть же еще Вирджиния, Новый Орлеан… Я всех не помню: история, уж извини, – не мое.

– А во Франции? – жадно спросил тогда Август.

– Ну там была Великая французская революция, кажется, – похоже, знание истории и в самом деле не являлось ее сильной стороной, – отрубили голову королю… О, вспомнила! В Англии тоже отрубили! А у нас, ну то есть в России, просто расстреляли.

– Что значит «расстреляли»?.. – переспросил опешивший от такой новости Август.