– Отлично! – похвалил он. – Теперь смотри!..
– Что-нибудь видишь? – спросил наконец, почувствовав, что пауза затягивается.
– Это король?
– Ты его видишь?
– Да, – откликнулась женщина, – высокий, худой, gud luking, сердцеед, наверное. Любит красный цвет…
«Откуда она все это взяла?» – удивился Август.
И в самом деле, он показал ей всего лишь визуализацию внешности Максимилиана III, откуда же взялись все эти подробности про рост или склонность к «охоте на дам»? Да и о том, что это король, Август ей сказать не успел.
«Возможно, интуиция? Или она читает тонкие смыслы?»
Чтение тонких смыслов – не искусство и тем более не наука. Это редкая врожденная способность наподобие интуиции или так называемого шестого чувства: ты что-то знаешь, но не можешь объяснить, откуда и как.
– Ты права, Теа, – подтвердил Август, – это король Максимилиан Третий. И все, что ты о нем сказала, тоже правда. Следует добавить – меня он не любит, и не без причины. Я отбил у него женщину. Разбил ей сердце… Все как всегда. Случилось это давно. Он был еще принцем, но мне не забыл… Сумеешь узнать его величество в лицо?
– Да. – Коротко, уверенно, в деловой манере; а ведь женщина не только ведет беседу, но и «видит сны наяву».
– В твое время правил Генрих Четвертый Талисман, – продолжил лекцию Август. – Талисман – прозвище: был помешан на талисманах, оберегах и волшебных камнях. Вот он, смотри!
Сейчас рядом с Максимилианом возник образ его прадеда Генриха. Родовое сходство можно увидеть не только в лице. Рост, комплекция, склонность к одежде красных тонов.
– Очень похожи, – согласилась женщина. – Но нынешний – злее. Коварный, злопамятный и… я бы сказала, нерешительный и подловатый.
– Так и есть, – подтвердил Август. – Генриха вспоминают как благодушного и недалекого человека. Зла никому вроде не делал. Во всяком случае, специально. Много пил. Любил граппу. На картине Оливье Норсежака изображен с женой и обеими любовницами; королева – Франсуаза Лотарингская, любовницы – Елизавета де Корбей и Екатерина де Вандом. Видишь?
– Вижу… Я могла видеть, как Норсежак ее писал?
– Да, пожалуй. Он писал портреты с натуры прямо во дворце. Скорее всего, вот в этом зале. Его называют Малой приемной. Видишь?
– Да, спасибо. А где картина находится сейчас?
– В Южной галерее, – объяснил Август, воспроизводя свои воспоминания об этом месте.
Вообще, сегодня визуализации получались у него гораздо лучше, чем когда-либо в прошлом. Возможно, потому что рядом была Теа. Она словно бы сама вытаскивала из его памяти нужные ей образы. Любопытная способность, учитывая, что она едва не «выпила досуха» несчастную Маргариту Браганца.
Задумавшись над этим феноменом, Август на мгновение отвлекся, но большего и не потребовалось: колдовство не терпит праздных мыслей.
– Кто эта женщина?
«Ах, как некстати!..»
– Это баронесса ван Коттен, – ответил он на вопрос.
– Значит, это и есть ваша Агата?
– Она и есть.
– Красивая женщина, – признала Теа.
– Вам нравится этот тип? – не выдержав, съязвил Август, но Теа была начеку.
– Вы же знаете, Август, – не теряя концентрации, ответила женщина, – в сексуальном смысле женщины меня не интересуют…
– А в каком интересуют? – надо было заканчивать этот неумный и неуместный разговор, но Август поддался слабости.
– Поверите, если скажу, что в гастрономическом? – все тем же скучным, «равнодушным» голосом «пошутила» женщина.
– Мрачная шутка!
– Но уместная в устах ведьмы, разве нет?
Вилла Аури, день шестнадцатый
– Да будет царская диадема из чистого золота, а невеста цела до брачного совокупления, – процитировал Август исходный текст[23].
– Что это значит? – Теа совсем неплохо справлялась с технической стороной алхимии, но была совершенно беспомощна во всем, что касалось теории.
– Это следует понимать так. – Август старался как мог, но и выучить им предстояло слишком много слишком разных вещей. – Троекратное отделение с очищением Короля, то есть золота, и Королевы, сиречь серебра, посредством сурьмы, которая обозначена в тексте как «серый волк», и свинца, рекомого «старцем». Золото – мужской природы и очищает себя «волком», то есть сурьмой в тигле, а серебро – женской природы и очищается «старцем», то есть свинцом…
– Боже, какая заумь! – возмутилась Теа. – Просто абзац! Нормальным языком трудно, что ли, сказать?
– Во-первых, – возразил Август, – не «боже», а «боги». Единобожие в наших краях не в чести, слишком сложно сочетать его с магией. Вы это должны знать! А во-вторых, алхимия – наука, а у каждой науки…
– Есть слишком много гитик, – невесело усмехнулась Теа.
– Что, простите?.. – не понял Август.
– Есть свой понятийный аппарат, – тяжело вздохнув, поправила себя Теа.
И совсем уж тихо:
– Учите албанский, месье!
Август на этом внимание заострять не стал, продолжил разговор с последней ноты:
– Вы правы, Теа! – кивнул он. – Понятийный аппарат. Идем дальше.
И они пошли, но двигались медленно и до четвертого ключа дошли только через час.
– И вот теперь, Теа, вы остаетесь лицом к лицу с солнцем мудрецов, или философской серой, заключенной в недрах земли-питательницы, проявляющейся как тонкий красный пепел. Вы следите за тем, что я делаю?