Дама номер 13 - [23]

– Никого, дедушка.

– Что-что?

– Я хочу сказать, что нет никого, кто приезжал в город – ни вчера, ни за всю неделю.

– Ты уверен?

– Совершенно уверен. Я спрашивал в пансионе, в гостинице… Сбегал в бар «Ла Троча». Там всегда обо всем знают. И мне сказали, что никто не приезжал. Никто.

Он не захотел прибавить то, что слышал практически от каждого, с кем поговорил, и в чем и сам был убежден: что его деду не стоит так много пить. Он не смог бы сказать это старику. Он до безумия любил этого человека с седой бородкой, медленно расползающейся по голове благородной лысиной и глазами, которые в лучшие свои моменты напоминали распахнутые окна в тот мир, который мальчик так хотел познать.

Он думал, что дед обрадуется, услышав новости, но увидел, что это не так: казалось, дед расстроился еще сильнее, чем раньше. Но вдруг выражение его лица изменилось. Он улыбнулся и подмигнул внуку:

– Мне очень неудобно просить тебя еще об одном. Но если тебя это не устроит, просто скажи мне, и лады, идет?

– Идет, деда.

– Ты у меня парень что надо, замечательный парень. Так вот, мне хотелось бы, чтобы… чтобы ты попросил у родителей разрешения прийти ко мне сегодня вечером. Поиграем в карты или во что-нибудь другое, во что захочешь… Потом, если тебе не нужно будет бежать домой, я уступлю тебе кровать, а сам буду спать на диване… И я тебя не побеспокою, обещаю…

– Но, деда…

– Да, я понимаю, что предложение скучновато для тебя, но…

– Скучновато, говоришь?.. Да оно здоровское! Побегу отпрашиваться у мамы!

Никакой проблемы с мамой не было, и он заранее был уверен в таком исходе. В семье, как и вообще в Рокедале, все в конце концов сошлись во мнении, что старик совершенно безобиден. Правда, мать ничего не хотела знать об этом живущем на окраине столяре, от которого она получила только улыбку, поцелуй и приличную сумму денег, но она не мешала сыну частенько к нему забегать.

Тем не менее, когда пришел назначенный час, случилось нечто, что едва не порушило все планы. Сгусток горячего воздуха, собравшийся в небе, разрядился над морем и протащил тучи песка и пыли по улицам городка. Мальчик догадался выйти из дома пораньше, чтобы родителям не взбрело в голову не отпустить его в непогоду. Но, несмотря на эту предусмотрительность, к мастерской он подошел уже под проливным дождем. Что-то напоминавшее огонек светлячка под стеклянным колпаком плавало в окне. Старик впустил его внутрь.

– Да ты совсем промок, малыш. Заходи и сушись.

Первым, что привлекло его внимание, был изменившийся голос деда. Он уже не дрожал, в нем не было страха, но и других эмоций не было. Изо рта по-прежнему пахло алкоголем, но не больше, чем утром. И движения его были четкими, резкими, уверенными. Из всего этого мальчик сделал вывод, что старик трезв как стеклышко. И только потом, спустя много лет, он пришел к выводу, что ошибался. Но в тот далекий день ребенок еще не знал, что есть такая степень опьянения, что начинается уже за пределами дрожи, заикания и шутовского вида, – это абсолютное опьянение, которое сродни сумасшествию и умеет прятаться в глубине взгляда.

Старик прошел через всю мастерскую, не покачнувшись, добрался до своего «скита», освещенного парой свечей, вставленных в пустые бутылки, и, почти не сгибая коленей, уселся в свое плетеное кресло-качалку.

– Сними рубашку и повесь ее сушиться. У меня есть немного сыра, если хочешь заморить червячка.

– Я только что поужинал, деда.

Какое-то время они смотрели друг на друга в полной тишине, только дождь шумел за окном, и тут мальчик заметил, каким бледным было лицо деда. Как будто за то время, что они не виделись, вся кровь из его головы вытекла через какое-то отверстие.

Наконец дед снова заговорил:

– Я очень благодарен тебе за то, что ты пришел… Мне хотелось поговорить с тобой, кое-что тебе рассказать… Рассказать правду… – Дед чуть склонился над внуком и улыбнулся. – Честно говоря, я хочу рассказать тебе все. – Он замолчал, но улыбка никуда не делась: она казалась инкрустированной в его лицо, как та отделка, которой он украшал мебель в своей мастерской. – Ты много раз спрашивал меня, продолжаю ли я писать стихи, так?.. Что ж, открою тебе секрет… – Он протянул руку к книжным полкам и вытащил тетрадку с изрядно помятой обложкой. – Здесь то, что я никогда никому не показывал. На этих страницах ты найдешь все, что я написал за последнее время… Все.

Мальчик чуть было не улыбнулся в предвкушении, но тут кое-что понял.

Это осознание пришло таким яростным, таким взрослым, почти ощущением пощечины на лице.

Его дед был болен. Серьезно болен. И не то чтобы заболел он как-то внезапно, в это мгновение, нет, это мгновение всего лишь позволило прорваться давней хвори, обитавшей внутри, проложить наконец себе дорогу сквозь его усталые черты, через глаза, похожие на два невосприимчивых к свету омута, и губы, покрытые серебристой пленкой слюны.

Старик замер в своем кресле. Мальчику почудилось, что морщинистое лицо, которое он видел перед собой, было лицом незнакомца, какого-то дряхлого сморчка, полностью слетевшего с катушек, старого козла. «Его дед – старый козел, вот он кто».