Они въехали в дачный поселок. Тимур ничего не узнавал. Выросли какие-то новые дома, порой вычурные и безвкусные.
– Понастроили тут… – вздохнул отец.
– Да уж!
– А вот мы и дома!
Забор вокруг отцовской дачи был новый, кирпичная сплошная стена. Отец пультом открыл ворота и въехал на участок. Над крыльцом горел большой яркий фонарь.
– Снега нет, – с грустью произнес отец. – Зимой без снега все имеет какой-то сиротский вид.
– Собаки у тебя нет? – спросил Тимур.
– Нет. После Лорда, был у меня такой пес, душа-человек, не могу… Не хочу другого.
Сергей Сергеевич открыл дверь ключом.
– Авдотья Семеновна, мы приехали.
– Лешка, приехал все-таки! – обняла сына мама. – Ну зачем? А как же Вика? Она наверняка огорчилась?
– А чего ей огорчаться? Она осталась в Париже, – пожал плечами Алексей.
– А ты улетел? Она, наверное, обиделась?
– Это ее глубоко личное дело. Мне это уже не интересно.
– Лешка, что случилось? Вы поссорились?
– Мы расстались.
– Лешка, это бесчеловечно! – рассмеялась мама, в глубине души очень довольная. Ей не слишком нравилась Вика. – Девочка первый раз в Париже…
– Я ее предупреждал, что вернусь до Нового года.
– А она что же, осталась у Павла?
– Да. Они, похоже, понравились друг дружке, а я не возражал. Мне так лучше. Спокойнее.
– Какие вы все, мужики, противные! – сморщила носик Александрина Юрьевна. – Фу!
– Мамочка, а как ты?
– Нормально. Нет, я – отлично, просто супер! Обживаю новый дом и счастлива. У меня никогда не было такой роскошной мастерской. Все устроено именно так, как мне нужно. Но теперь надо еще больше работать, мне это счастье влетело в копеечку. Но заказов тьма, так что только успевай поворачиваться. Да еще в сентябре выставка предстоит. Да, ты где намерен встречать Новый год?
– Может, с тобой?
– Даже не вздумай! Езжай к Борьке, веселись там, а я не пропаду!
– Да уж, такие красавицы не пропадают!
– Ладно, не подлизывайся.
– Да, у тебя тут здорово, мам! А почему ты камин не сделала? Ты же собиралась?
– Да ну его! Знаешь, я тут писала портрет одной ну очччень богатой дамочки, так она мне демонстрировала свой камин, и все приговаривала: «Представляете, настоящий каррарский мрамор!» И с таким придыханием. Мрамор-то может и настоящий, а сама она вся поддельная, губы, сиськи. Брр! И ведь уверена, что все должны ей завидовать. А как она с прислугой разговаривает. Я чуть со стыда не сгорела.
– А ты почему?
– Мне за нее было стыдно.
– Но хоть расплатилась честно?
– Да. Со мной ее муж расплачивался. Он как раз практически нормальный, жутко замотанный мужик.
– Олигарх?
– Да почем я знаю! Но явно очень богатый. Обмануть меня он не решился бы, понимал, что могу ославить…
– Ох ты и крутая, мама! А что батьки́?
– Вроде все в норме. Звонят, интересуются.
– Знаешь, мне дядя Марик прислал тысячу евро в Париж! Мам, ты ему скажи, не надо было! Неудобно!
– Сам говори! А лучше бы просто сказал спасибо. Он тебя обожает, своего сына у него нет, и он от штуки евро не обеднеет.
– Я понимаю, но… Я ведь и сам уже кое-что зарабатываю… Но вообще-то это было кстати, я Вике триста евро оставил.
– А чего не пятьсот? – рассмеялась Александрина Юрьевна. – Жаба задушила?
– Нет, просто тогда бы мне не хватило на подарок тебе.
– Ой! И что за подарок, Лешка?
– Я не знаю, понравится ли… Я сейчас!
Он выскочил и побежал к машине. Вернулся с большим красивым пакетом.
– Вот, мама, примерь!
И он достал из пакета что-то меховое.
– Лешка, ты рехнулся?
Это оказалась меховая жилетка, легкая и очень красивая.
– Это жутко модно, мам, особенно для женщин за рулем. Мне сказали, что она связана из норки, как, я не понял.
Он подал матери жилетку, она надела ее. Жилетка оказалась невесомой и очень ей шла.
– Лешка, спасибо тебе, красотища! Только зря ты столько денег потратил.
– Почему зря? Тебе идет! И я же люблю свою мамашу.
– Не смей звать меня мамашей! – шутливо щелкнула сына по носу Александрина Юрьевна. – Да, если на толстый свитер, будет здорово.
– Мам, а ты понимаешь, что значит – связано из норки?
– Не очень понимаю, как это, но знаю, видала, у меня даже есть такой шарфик, только другого цвета.
– Значит, меня не надули.
– Идем, будем праздновать, все-таки день рождения.
– А ты гостей не звала?
– Куда мне гости, я еле жива! Вот на старое Рождество устроим новоселье, тогда и отпразднуем. А до тех пор я отдыхаю! Все уже отпоздравлялись, я всем сказала, что жду их седьмого. Но твоя помощь будет нужна ближе к делу! Я могу на тебя рассчитывать?
– Вопрос дурацкий, как минимум!
Они сели за стол в новенькой очень красивой кухне.
– Надеюсь, ты сегодня здесь переночуешь?
– А что?
– Ты ответь!
– Безусловно, переночую.
– Тогда вспомним молодость!
– Ура! – завопил Алексей.
Мама подала на стол сосиски с картофельным салатом, достала из холодильника баварское пиво, а потом еще и воблу. Когда-то они именно так отметили его восемнадцатилетие к вящему возмущению бабушки.
– Вы бы еще семечки лузгали! – негодовала она.
– А что? Роскошная идея! – хохотала мама.
Бабушка в прошлом году умерла. И хотя они часто не понимали друг друга, но с ее уходом оба поняли, что осиротели.
Они помянули бабушку, вопреки традиции чокнувшись дивной красоты баварскими пивными кружками и, доев сосиски, принялись колотить воблой о массивный деревянный стол. При этом оба хохотали как сумасшедшие. Как они любили друг дружку в этот момент, впрочем, они всегда любили друг друга.