Дальняя дорога. Автобиография - [46]
Повернувшись к председателю и козырнув ему еще раз, он добавил: "Имею честь доложить, что мы находимся в распоряжении правительства и Совета и ждем указаний".
Взрыв бомбы вряд ли произвел бы такой эффект, как эта речь. Бешеные, радостные аплодисменты, с одной стороны, вопли, стоны, проклятия - с другой.
Троцкого, Луначарского, Гиммера, Каца и Зиновьева корежило, по выражению моего товарища, как чертей от святой воды. Один из них сделал попытку что-то сказать, но ему сразу же заткнули рот. "Вон отсюда! Убирайтесь!" - кричали члены Совета, и большевики со своими приспешниками ушли.
Полчаса спустя военная музыка зазвучала в залах и коридорах дворца, два полка в полном вооружении приняли под охрану Думу. Большевики определенно потерпели поражение, и силы порядка победили вновь. Когда толпы были быстро рассеяны, мятежных солдат арестовали и разоружили. Около двух часов утра я добрался домой, свалился на кровать и тотчас же заснул.
5-6 июля 1917 года. Сегодня газеты опубликовали документы подтверждающие, что перед возвращением в Россию большевистские лидеры получили большие суммы денег от немецкого генерального штаба (*40). Новость вызвала всеобщее и единодушное негодование.
- Изменники! Немецкие шпионы! Убийцы!
- Смерть им! Смерть большевикам!
Так рычала и вопила толпа, еще вчера точно так же требовавшая крови врагов большевиков. Настроение общественности полностью изменилось, так что теперь приходилось защищать большевистских лидеров от расправы. Кое-кто из них сам добивался ареста, чтобы спасти жизнь. Чтобы не допустить самосуда над кронштадтскими моряками, Чайковский и я вынуждены были проводить их из Петропавловской крепости на корабли. Понимая, что с ними случится, попади они в руки необузданной в ярости толпы, "гордость и слава революции", как Троцкий называл их пару дней назад, съежились от страха и как собаки "поджали хвосты", слыша улюлюкание и проклятия зевак.
"Ты жив? С тобой все в порядке?" - это телеграмма от моей жены, которая находилась в Самаре. Конечно, со мной все было в порядке.
Сегодня Троцкого, Коллонтай и некоторых других арестовали. Ленин и Зиновьев бежали. Сейчас вопрос в том, что делать дальше? Мы, умеренные, не жаждем крови, хотя для того, чтобы пресечь повторение таких бунтов, необходимо проявить большую твердость. Совет склонен быть более терпимым. Я же считаю, что терпимость в этом случае - не что, иное как слабость.
С бунтом покончено, но ничего не сделано, чтобы заставить замолчать ораторов, подстрекавших к нему, и наказать мятежников. Арестованные коммунистические лидеры также вскоре были освобождены.
Мне предложили на выбор три поста при Временном правительстве: помощника министра внутренних дел, директора русской телеграфной службы и секретаря премьер-министра Керенского (*41). После тщательного раздумья я решил принять последнее предложение, хотя и сомневаюсь, что в нынешних обстоятельствах я буду полезен своей стране. Однако, как помощник Керенского, сделаю все от меня зависящее.
Выработка закона о выборах в Учредительное собрание практически закончена. Проект закона очень демократичен, предусматривает полное и пропорциональное представительство всего населения - но мне кажется, что он также годится доя современной России, как вечернее платье для прогулки на лошади.
Несколькими днями ранее, перед тем как я приступил к обязанностям секретаря министра-председателя Керенского, произошло событие, которое глубоко потрясло всех нормальных русских людей, даже тех, кто годами был связан с делом революции. Я говорю о ссылке царя Николая Второго и его семьи в Тобольск (*42). Это было сделано тайно, но за несколько дней до того мой старый друг и соратник господин Панкратов (*43) зашел в редакцию "Воли народа" и сообщил, что назначен руководителем охраны императора и увезет его в ссылку. Панкратов был старым революционером, проведшим двадцать лет своей жизни в тесном каземате Шлиссельбурге кой крепости. Несмотря на это, он был весьма гуманным человеком, без тени неприязни к царю или к старому режиму в целом. Так что я был рад тому, что его выбрали для этой миссии, и чувствовал уверенность, что он сделает все возможное, дабы императорская семья была устроена с такими удобствами, какие только возможны в их положении. Мотивы ссылки никоим образом не были злонамеренными. Напротив, я знаю, что Керенский хотел выслать семью в Англию (*44). Его план не осуществился только потому, что Совет не согласился на это. Именно экстремисты из Совета несут ответственность за плохие условия заключения для царя в Царском Селе. Его положение там в конце концов стало опасным, и если бы июльский мятеж продлился на несколько дней дольше, его, я уверен, обязательно бы убили большевики. Было совершенно необходимо отослать семью куда-нибудь, где их жизни были бы в безопасности и где бы экстремисты не могли заявить, что царь представляет собой опасность для революции. В Тобольске в то время было мало революционных чувств и совсем не было фанатизма, и под охраной команды Панкратова царю не грозили покушения на его жизнь. "И все же, - сказал Панкратов, - если большевики когда-нибудь возьмут верх, один Бог знает, что может случиться".
