Дальнобойщики - [12]

Щелкнув золотой зажигалкой, Станислав Шилов, больше известный в своем кругу как Шило, неторопливо прикурил длинную тонкую сигару. Густой дым, аромат которого суждено вкусить далеко не каждому, наполнил помещение. С преувеличенным наслаждением смакуя сигару, Шилов блаженно закатил глаза.

— У нас такого не делают, — вздохнул он и затем, обращаясь к сидевшему перед ним на стуле связанному парню, с сожалением произнес: — Я вовсе не хочу тебя убивать. И дружков твоих не хочу. Вы крутые мужики, и вы мне нравитесь. У вас есть деловая хватка, нюх на деньги. Это хорошо, — кивнул он. — Желание заработать — здоровый интерес. Не каждый день выпадает такой шанс. Правда?

Связанный по рукам и ногам парень широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел на Шилова. По его бледному лицу струился холодный пот. Стекая по длинным прядям слипшихся на лбу волос, он попадал в глаза, отчего те слезились и чесались. Однако парень боялся даже пошевелиться. Шило был настоящим психопатом.

— Вся проблема оказалась во мне, — продолжал Шилов. Его тонкие губы изогнулись в ухмылке. В этот момент он стал походить на изготовившуюся к смертельному броску кобру. От напряжения длинный неровный шрам, тянувшийся через всю левую половину лица бандита от виска до подбородка, налился кровью и побагровел. — На другом вы, может быть, и заработали. Может, кто-то бы и заплатил. Но не я! Стае Шило платить не будет! Это мне платят! Никогда и ни за что я не пойду на поводу у таких ничтожеств. Да ты и твои дружки, вы — гниды, ничтожные мелкие паразиты. Я на вас ногой наступлю — мокрого места не останется. Хотели меня кинуть? Кинуть! Меня?!

Шилов Склонился над парнем и, брызгая слюной, заорал ему прямо в лицо:

— Шавка подзаборная! На кого пасть раскрыл?! Дерьмо свое жрать будешь! Ботинки мне лизать! Просить меня, умолять, чтобы пристрелил, будешь! О смерти молить станешь! Клянусь!

Пальто сползло с костлявых плеч авторитета, черные как смоль длинные волосы, уложенные назад гелем, растрепались. Казалось — еще мгновение, и он набросится на несчастного и разорвет его голыми руками.

Безучастно стоявший до этого в стороне ближайший помощник и правая рука Шилова головорез по прозвищу Гарик решил вмешаться. Сделав знак телохранителю поднять упавшее пальто, он тихо, как тень, приблизился к боссу. Осторожно положил свою пухлую ладонь ему на плечо и легонько встряхнул.

— Остынь, Шило.

Шилов резко обернулся и перехватил за запястье тронувшую его руку. Его дыхание было тяжелым, ноздри широко раздувались, как после быстрого бега. Злые затуманенные глаза непонимающе смотрели на Гарика. Но ни один мускул не дрогнул на лице помощника. Оно оставалось совершенно бесстрастным, лишенным всяких эмоций. Казалось, разъяренный взгляд нисколько не тронул его. Такое поведение произвело эффект, подобный ведру холодной воды, вылитой на голову. Шилов стал успокаиваться. Он непонимающе посмотрел по сторонам: на своего телохранителя, безразлично взиравшего на все со стороны, на парня, привязанного к стулу, на второго пленника, съежившегося в углу. Затем снова повернул голову к помощнику.

— Все нормально?

— Да, — кивнул авторитет.

— Моя рука. — движением глаз Гарик указал на запястье.

— Прости, Гарик. Прости. — он дружески улыбнулся. Теперь ничто в нем, за исключением налившегося кровью шрама, не напоминало о недавно перенесенном припадке ярости. Приводя себя в порядок, Шилов пригладил рукой волосы. Затем забрал у телохранителя пальто и, накинув его на плечи, сел в стороне на перевернутую вверх дном пустую коробку.

— Ну что, будешь говорить, где картина? — обратился он к пленнику.

Тот устало замотал головой.

— Сколько раз повторять: я не знаю, где она. Да если бы и знал, не сказал бы. Ты все равно нас прикончишь, — еле шевеля пересохшими губами, произнес он.

— Верно, вы — покойники. Но сначала ты мне скажешь, где моя картина!

— Она не твоя.

— А чья? — Шилов изобразил изумление. — Может, твоя? Или того старого мудака, что полвека прятал ее дома? А может, она принадлежит народу?

Стоявший позади авторитета телохранитель громко хихикнул, довольный юмором босса.

Шилов обернулся и кинул на громилу раздраженный взгляд, смысл которого можно было расшифровать следующим образом: «Кто тебе разрешал открывать рот, придурок!».

Телохранитель осекся, виновато засопел и снова напустил на себя грозный вид.

— Гарик, начинай. — кивнул Шилов помощнику. Все с тем же невозмутимым спокойствием тот поставил рядом со стулом, к которому был привязан пленник, картонную коробку, накинул на нее салфетку. Затем открыл саквояж из потертой коричневой кожи и принялся извлекать из него всевозможный инструмент: кусачки, ножи разных размеров, пилки, иглы и прочие вещи, при виде которых по спине невольно начинают бегать мурашки.

Покончив с приготовлениями, Гарик по-хозяйски осмотрел свое имущество, натянул на руки резиновые хирургические перчатки и объявил:

— Я готов.

— Последний раз спрашиваю, где картина? — обратился Шилов к парню. — Молчишь? Черт с тобой!

Только я тебя предупреждаю: если он дорвется — будет поздно, — он кивком указал на Гарика.

Пленник продолжал упорно хранить молчание.