Дальний умысел - [38]

— Совершенно с вами не согласен, — возразил Пипер. — Она потакает вкусу публики к порнографии.

Хатчмейер подавился холодным омаром.

— Она — чего? — переспросил он, откашлявшись.

— Потакает вкусу публики к порнографии, — повторил Пипер, который книги не читал, но видел ее суперобложку.

— Вкусу потакает? — сказал Хатчмейер.

— Да.

— Ну, и чем же плохо потакать вкусам публики?

— Это деморализует, — сказал Пипер.

— Деморализует? — спросил Хатчмейер, обмеривая его взглядом и все больше накаляясь.

— Именно.

— Так, а что же прикажете публике читать, если не то, чего она хочет?

— Ну, я думаю, — сказал Пипер и осекся, получив под столом пинок от Сони.

— Я думаю, мистер Пипер думает… — сказала Бэби.

— Плевать, что ты думаешь, что он думает, — рявкнул Хатчмейер. — Я хочу слышать, что Пипер думает, что он думает. — И он выжидательно посмотрел на Пипера.

— Я думаю, что не следует подвергать читателей воздействию книг, лишенных интеллектуального содержания, — сказал Пипер, — и распаляющих воображение сексуальными фантазиями, которые…

— Распаляющих сексуальные фантазии? — взревел Хатчмейер, прерывая цитату из «Нравственного романа». — Это вы здесь сидите и говорите мне, что вы против книг, которые распаляют сексуальные фантазии — написав самую похабную книгу со времен «Последней вылазки в Бруклин»?

— Да, если на то пошло, сижу и говорю, — принял вызов Пипер. — И опять-таки, если на то пошло…

Соня решила, что пора действовать. С мгновенной находчивостью она потянулась за солонкой и опрокинула кувшин воды на колени Пиперу.

— Нет, ты что-нибудь подобное слышала? — спросил Хатчмейер, когда Бэби пошла за новой скатертью, а Пипер отправился переодевать брюки. — Это у него-то хватает наглости говорить мне, что я не имею права издавать…

— Да не обращай ты на него внимания, — сказала Соня. — Он не в себе. Это все вчерашняя передряга. Ему же голову задело — вот он слегка и повредился.

— Ах, ему голову повредило? А я вот ему задницу починю! Я, значит, издаю порнографию? Да я ему покажу…

— Ты лучше покажи мне свою яхту, — сказала Соня, облокотившись сзади Хатчмейеру на плечи, чтобы, во-первых, помешать ему вскочить и кинуться за Пипером, а во-вторых, намекнуть на свою готовность заново послушать его уговоры. — Почему бы нам с тобой не о прокатиться по заливу?

Хатчмейер подчинился ее тяжеловесной умильности.

— Кого он вообще из себя строит? — задал он неведомо для себя крайне уместный вопрос. Соня не ответила: она ухватила его под руку, обольстительно улыбаясь. Они вышли на террасу и спустились по тропке к пристани.

Бэби стояла у окна гостиной и задумчиво смотрела им вслед. Она понимала теперь, что Пипер — тот самый человек, которого она ждала, писатель неподдельного достоинства, настоящий мужчина, способный даже втрезве постоять за себя и сказать в лицо Хатчмейеру, что он думает о нем и его издательской кухне. Человек, который признал в ней тонкую, умную и восприимчивую женщину: это она своими глазами прочла у него в дневнике. Пипер восторгался ею так же безудержно, как поносил Хатчмейера — грубого, тупого, неотесанного и своекорыстного кретина. Правда, упоминания о «Девстве» несколько озадачили Бэби: особенно фраза, где оно было названо отвратительной книжонкой. Поскольку речь шла о собственном детище, то это звучало чересчур беспристрастно; и хотя Бэби была здесь не согласна с Пипером, но оценила его еще выше. Он, стало быть, недоволен собой: верный признак преданного своему делу писателя. Глядя сквозь лазурные контактные линзы на медленно отчаливавшую яхту, Бэби Хатчмейер сама исполнилась преданности поистине материнской, почти восторженной. С бездельем и бессмыслицей покончено. Отныне она заслонит собою Пипера от изуверской тупости Хатчмейеров мира сего. Она была счастлива.

Чего никак нельзя сказать о Пипере. Прилив отваги, бросивший его на Хатчмейера, схлынул; им овладела жуткая и горестная растерянность. Он снял мокрые брюки и сел на постель, раздумывая, что же теперь делать. Не надо было покидать пансион Гленигл в Эксфорте. Не надо было слушаться Френсика и Сони. Не надо было ехать в Америку. Не надо было предавать свои литературные принципы. Закат померк, и Пипер наконец пошел искать сменную пару брюк, когда в дверь постучали и вошла Бэби.

— Вы были изумительны, — сказала она, — просто изумительны.

— Очень приятно это слышать, — отозвался Пипер, заслоняя роскошным креслом свои подштанники от миссис Хатчмейер и понимая при этом, что если можно еще больше взбесить мистера Хатчмейера, то именно такой сценой.

— И я хочу, чтоб вы знали, как я ценю ваше мнение обо мне, — продолжала Бэби.

— Мнение о вас? — переспросил Пипер, копаясь в шкафу.

— Записанное в вашем дневнике, пояснила Бэби. — Я знаю, я не должна была…

— Что? — пискнул из-за дверцы шкафа Пипер. Он как раз отыскал подходящие брюки и влезал в них.

— Я не устояла, — сказала Бэби. — Он лежал раскрытый на столе, и я…

— Значит, вы все знаете, — проговорил Пипер, появляясь из шкафа.

— Да, — сказала Бэби.

— Господи, — вздохнул Пипер и опустился на тумбочку. — И вы ему расскажете?

— Нет, это останется между нами, — покачала головой Бэби. Пипер подумал над этим заверением и нашел его не слишком надежным.