Дядя «государственного преступника» Дивова — сенатор — за то, что топил племянника, стал управлять министерством иностранных дел.
«Петербургские сенатские ведомости» сообщили о монаршем благоволении к титулярному советнику Говорову из Кронштадта. Его произвели в коллежские асессоры и выдали единовременное пособие в 5 тысяч рублей.
«За подвиги 14 декабря» был отмечен митрополит Серафим, получил орден Анны на шею и протоиерей Мысловский.
* * *
Высшее дворянское общество, придя в себя от недолгого оцепенения, продолжало жить по-прежнему: неукоснительно отмечало крестины, день вхождения русских в Париж, посещало концерты итальянского композитора Маринари и певца Рубини или вечером пробавлялось игрой в лото, проворно запуская руку в мешок с крохотными бочонками и выкрикивая: «Барабанные палочки».
Дворянство устраивало эпикурейские званые обеды, балы в Таврическом и Анненковом дворцах, выезжало за границу на воды, старательно служило при дворе, рабски выпрашивая награды, назначения, пожалования, вполне довольствуясь положением в камарилье.
Родовитые семьи, чьи имена занесены были еще в XVII веке в «Бархатную книгу», теперь пытались убедить себя и окружающих, что Сенатская площадь не имеет к ним никакого отношения: было и прошло и сгинуло в дальних снегах. А они остались опорой престола.
Отец Муравьевых-Апостолов Иван Матвеевич, чьи два сына погибли, а третий был сослан в Сибирь на вечную каторгу, более всего был озабочен тем, чтобы сохранить сенаторское место.
Мать Сергея Волконского оставалась придворной статс-дамой и млела, получая браслет с портретом государя в обрамлении бриллиантов.
Графиня Браницкая на Украине пожертвовала двести пудов железа для кандалов солдатам взбунтовавшегося Черниговского полка.
Жизнь, как полагали дворяне, вошла в прежнюю колею.
