Дальние рейсы - [52]

Я бы не пошел дальше. Но Валерио слышал, что в самом кратере есть теплое озеро, в котором можно купаться. Пришлось лезть наверх, двигаться по очень узкой каменной перемычке, такой скользкой, что часть пути я проделал на мягком месте, опираясь руками.

Вот он, кратер: огромная чаша, наполненная туманом. Слева — кипящее озеро и столбы пара, с шипением и свистом быощие из расселин. Справа — озеро тихое, спокойное. Над ним чуть-чуть клубится парок, а на противоположном берегу лежит серый, не успевший растаять снег.

Вода в озере теплая, как раз той нормы, какая нужна человеку. Она мутная, непрозрачная. Это и спасло от великого конфуза Валерио. Он думал, что никто больше не поднимется к озеру. Сбросил спортивный костюм и полез купаться в чем мать родила. А тут нагрянули туристы и тоже полезли в воду.

Бедняга Валерио вынужден был держаться подальше от плескавшейся публики. Он тихонько сидел в дальнем конце озера среди камней, высунув одну только голову…

Как и было условлено, равнинные ишаки ожидали своих горных собратьев у начала дороги. Пока мы лазили по кратеру, наши друзья успели основательно закусить и хорошо отдохнули на лоне природы.

Спускаясь в долину, мы сделали еще два дела. Ипполит Степанович вручил мне свой ботанический нож и попросил срезать ветки кедрового стланика с шишками. Лучше, если на ветке несколько штук. Я сперва усомнился: какие шишки, если деревья ниже человеческого роста? Но шишек оказалось множество и довольно больших — с кулачок годовалого ребенка, хотя еще только начинался август.

Потом мы собирали букет. Втроем. Могучий Ипполит консультировал нас, показывая, какие цветы красивее. Мы с Алешей рвали лучшие экземпляры. Затем он индивидуально раскладывал цветы в особом порядке. Букет получился не хаотичным, а как бы концентрическим: внутри — красное, потом — желтая прослойка, вокруг нее много-много белых цветов, и среди них вкрапливаются другие: розовые, голубые и фиолетовые. Уютный Герасимыч сказал, что букет со смыслом. В общем я тоже понял кое-что. Красное — это любовь. Потом коварство. А вокруг чистота, свежесть и крапинки разных радостей. По-моему, так.

Если утром наши туристы бодро и смело шли на штурм в стройных колоннах, то теперь они напоминали остатки разбитой армии, мелкими группами стекавшейся к рыбокомбинату. Люди устали, озябли, промокли. Сейчас нам было не до разговоров, а тут как раз собрались на причалах местные жители, пришли с моря сейнеры и траулеры с рыбой. Кто то намеревался плясать под гитару, кто-то уговаривал наших девушек остаться на Парамушире: здесь нет невест, просто беда. Рослый, застенчивый красавец грузин с «Зарницы» разыскивал свою землячку. Ему сказали, что с нами едет Этери — аспирантка Института кибернетики из Тбилиси, и он очень хотел поговорить с ней на своем языке.

Рыбаки привезли полные трюмы красного, словно ошпаренного, морского окуня. Они дарили окуней всем желающим. Но нам некуда было их деть. Зато крабов, случайно оказавшихся в рыбачьих сетях, туристы брали охотно. Это были удивительные экземпляры.

Туловище почти полметра в диаметре. Ноги толстые, в половину человеческой руки.

У нас нашлось много желающих препарировать крабов, чтобы привезти домой панцирь или хотя бы клешню. Но почти никому не удалось это сделать: слишком хрупким был материал. Зато мы вдоволь наелись свежих крабов, только что сваренных в морской воде. Вот уж, действительно, пища богов и героев! Мясо нежное, ароматное, с тонким вкусом, так и тающее во рту. Я понял, что консервы передают лишь малую толику той прелести, которая есть в крабах. Вот почему местные жители предпочитают сами варить крабов, а к консервам относятся несколько пренебрежительно.

Одной нашей даме презентовали пучок красивых, засушенных водорослей. Бориса Полиновна получила в дар прозрачного, студенистого кальмара, лупоглазого и противного.

Алексей не обращал внимания ни на рыбу, ни на крабов. Он искал удобный момент, чтобы вручить Наде букет.

Я заговорился с грузином и не заметил, каким образом цветы оказались в руках Надежды. Увидел ее уже при посадке на плашкоут. Она шла сияющая, в сбившейся набекрень красной косынке, и обеими руками прижимала букет к груди — единственный букет, врученный в тот день женщине на острове Парамушир.

ДЕВУШКА В МОРСКОЙ ФОРМЕ

Где-то в стороне снова пронесся сильный шторм. Он раскачал воду, мертвая зыбь докатилась до Курильской гряды. Поверхность океана была совершенно спокойна, даже ряби не видно на ней. А в глубине, как желваки под кожей, медленно передвигались бугры. Издалека казалось, будто с востока ползет цепь низких, пологих холмов. «Туркмения» проваливалась между ними, размашисто ложилась с борта на борт. И эта равномерная нудная качка действовала хуже, чем яростная, штормовая трепка.

Мое выступление было объявлено на шестнадцать часов, но я опасался, что люди не соберутся. Многие уже лежали на койках. Вообще-то я не люблю, да и не умею выступать. Однако нынче был особенный день: памятная для меня годовщина.

Почти все места в салоне оказались заняты, это обрадовало меня. Инструктор посмотрел на часы и кивнул: пора.