Дальние рейсы - [46]

Часовня, надгробия, старые чугунные пушки, скованные якорной цепью, — этот ансамбль служит не только памятником. Мне хотелось бы сравнить его с корнем, из которого выросли потом широкие улицы, вырос новый город за озером.

С обороной Петропавловска связано и еще одно примечательное событие. В середине XIX века в русском военно-морском флоте появился фрегат «Аврора», названный так в честь древнеримской богини утренней зари. Незадолго до начала Крымской войны фрегат перешел с Балтийского моря на Тихий океан. Путь этот был сложен и полон опасностей.

В перуанском порту Кальяо, куда «Аврора» зашла за пресной водой, оказалась англо-французская эскадра. И хотя войну еще не объявили официально, командующий союзной эскадрой решил задержать русский корабль. Узнав об этом, командир фрегата И. Изыльметьев пустился на хитрость. В бухте ветра не было, вражеские суда стояли без движения. Изыльметьев приказал матросам ночью, без шума отбуксировать фрегат гребными шлюпками к выходу в море. Там он поставил паруса — и был таков! Когда англичане и французы спохватились, фрегат находился уже далеко.

В Петропавловск-Камчатский «Аврора» пришла в разгар войны. Экипаж фрегата принял участие в отражении атак вражеской эскадры, проявив при этом немало мужества и отваги.

Со времен Петра Первого в русском флоте существует хорошая традиция преемственности. Когда стареет и прекращает свое существование один корабль, его имя передается новому, еще только рождающемуся на стапелях. А вместе с именем корабль принимает и заслуги своего предка, как бы обязуясь гордиться ими, добиваться новых успехов и новых побед.

Пришло время уйти на морское кладбище старому фрегату «Аврора». А имя его было в начале 900-х годов передано крейсеру первого ранга, только что спущенному на воду. Так появился легендарный крейсер «Аврора», впоследствии возвестивший выстрелом своей пушки о начале штурма Зимнего дворца…

Да, в далеком городе Петропавловске много можно найти интересного, связанного с историей. Но есть здесь примечательные места и другого рода.

У самой бухты расположена невысокая, хотя и довольно крутая, сопка. Вся она, от подножия до вершины, покрыта зарослями каменной березы. Это своего рода парк, сюда отправляются гулять горожане в хорошую погоду; сопка издавна служит приютом влюбленных, пар. Моряки назначают свидания на ее склонах. Еще лет двадцать назад я слышал много романтичных историй, связанных с ней. Официально ее именуют Никольской, но и на самой Камчатке, и, далеко за пределами полуострова она известна как сопка Любви. Во всяком случае звучит это более приятно, чем, скажем, Култушное озеро.

Вдоволь набродившись по улицам, я сел отдохнуть на скамейке в сквере. Моросил теплый мелкий дождик. Из открытого окна раздавалась музыка: кто-то играл на пианино. Прошли мимо девушки и-юноша в морской форме. С бухты донесся гудок: какой-то теплоход начинал дальний рейс. По тротуарам шагали со смехом и говором люди, кончившие рабочий день. А Московское радио передавало утренние известия. Разница во времени — девять часов.

У Герасимыча оказался в Петропавловске фронтовой друг, мы вместе сходили к нему в гости. Как и бывает в подобных случаях, разговор между старыми друзьями пошел такой, в котором чуть ли не каждая фраза начиналась словами: «А помнишь?»

Пока они увлеченно беседовали, мы со старшим сыном хозяина, тридцатилетним рыбаком, отдавали дань кулинарным способностям хозяйки дома. Она принесла нам мясо, зажаренное с луком, в мучном соусе, чуть-чуть отдающее уксусом. Я с удовольствием съел свою порцию, в полной уверенности, что это поджаренная курятина. А оказалось… осьминог! Хозяйка и ее сын посмеялись. Вот, мол, мясо как мясо, а скажи заранее, так и есть бы не стали. Я храбро заявил: «Все равно стал бы: в жизни всего надо отведать». Ну и, конечно, меня очень заинтересовало, где водятся спруты-осьминоги.

Оказывается, эти гигантские чудища в большом количестве обитают между восточным побережьем Камчатки и Командорскими островами. Они очень прожорливы. Ползают по дну, хватают рыб и крабов. Клювы у спрутов такие крепкие, словно сделаны из железа: они без труда прокусывают панцири различных ракообразных. Глаза у осьминога огромные и хорошо видят во тьме. Голова похожа на большой водолазный шлем.

Ловить осьминогов можно лишь на стальной трос, так как они перегрызают даже капроновый шпур. Попав на крюк, спрут извивается и словно бы загорается изнутри ярко-красным огнем, свидетельствующим о ярости. Потом красный цвет сменяется синим, зеленым, желтым.

Оказавшись на суше, осьминог долго не расстается с жизнью. Однако он сразу теряет свою подвижность, а его щупальца перестают быть страшными… Ну, а дальше дело за умелыми хозяйками и неопытными гостями, которые примут спрута за курицу, сами того не заметив.

«Сегодня наша смена едет на Тарапуньку» — с такими словами разбудил меня утром Герасимыч. Я решил, что предстоит встреча с известным артистом, но Герасимыч сказал: «Нет. Мы едем в какую-то местность, в названии которой слышится не то «пунька», не то «тунька».

Петропавловский экскурсовод, севший к нам в автобус, предложил разучивать песни. Парень он был молодой, веселый и считал, видимо, что песни доступны для людей любого возраста и любого развития. Но туристы не поддержали его инициативу. Ведь экскурсоводу все тут было привычно, все известно и все само собой разумелось. А мы ехали по камчатской земле первый раз, мы смотрели во все глаза, хотели видеть и узнавать. Песня едва тлела в задних рядах, а экскурсовода то и дело отвлекали от дирижерства, задавая ему вопросы.