Дальние рейсы - [27]

В летнее время этот юный человек-амфибия пропадает на море с раннего утра и до позднего вечера, купается с ластами и без ласт, ловит рыбу удочкой и самодельной пикой, ищет морских звезд, ежей, собирает какие-то личинки. Дома у него целый музей. На балконе сушатся разные морские твари, на столе стоят коробки, в которых выводятся бабочки, гусеницы и другие насекомые. Вовка может часами рассказывать о жизни рыб и всяких там перепончатокрылых, подкрепляя слова фактами из своей богатой практики.

Так вот, пока Матюшины охотились за морскими червями, я закинул удочку и принял классическую позу рыболова. Но наверно, забросил не туда, куда надо, потому что рыба отнеслась к моей затее совершенно равнодушно. А тут еще ко мне подсели двое мальчишек-близнецов лет по пяти, оба белокурые и голубоглазые. Их очень занимал вопрос, почему море синее и почему в нем так много воды. Я попытался объяснить в меру своих способностей.

В общем мне было очень хорошо болтать с этими ребятишками, сидя на теплом камне под теплым солнцем, вдыхать чуть горьковатый иодистый запах водорослей и чувствовать, как ластятся к босым ногам мелкие волны. Но вот явились Матюшины, и пришлось всерьез приниматься за рыбацкую службу.

Миша повозился с крючком, дунул, плюнул, забросил — и рыба клюнула. Сперва у него, потом у меня. Тут уж я забыл о природе и выпустил из вида все, кроме поплавка. Миша вытащил четыре красноперки, я — три. Вовка-амфибия стоял за нашими спинами и нанизывал рыбу на кукан. А двое близнецов пытались с помощью пальцев сосчитать, сколько же мы поймали. Но пальцев у них было много, а рыб мало, и они безнадежно запутались.

Мы наловили бы больше, но у нас кончились черви, и лень было снова добывать их. Мы искупались, покачались на бонах и пошли домой. А потом вместе жарили на кухне рыбу, и этот простой, светлый и солнечный день запомнился мне как день настоящего отдыха.

Думаю, что не сделаю особого открытия, если заявлю: мир тесен, а мир заядлых путешественников еще теснее. В этом я убедился, едва разыскал каюту. Навстречу мне поднялся с диванчика человек лет тридцати, в светлой спортивной рубашке, с хорошей, чуть застенчивой улыбкой на загорелом лице. Поднялся и протянул руку.

— Здравствуйте!

— Батюшки мои, кажется…

— Алексей, — подсказал он, выводя меня из затруднительного положения.

Ну, конечно, мы же знакомы! Мы вместе путешествовали по Енисею! Правда, Алеша не входил тогда в нашу компанию, он водил дружбу с пенсионерами, те были в восторге от него и не скупились на похвалу: поглядите, мол, насколько тактичный, вежливый, начитанный молодой человек!.. Но в общем-то он производил хорошее впечатление, и мы считали его своим парнем.

— Алеша, каким ветром? — спросил я.

— Да все тем же! — засмеялся он. — Ветром дальних странствий! Опять на восток потянуло. Между прочим, я тут человек десять енисейцев встретил…

Алексей говорил быстро и горячо, чувствовалось, что наша встреча доставила ему радость. Да и я был доволен.

Третье место в каюте занимал мужчина лет пятидесяти, коренастый и неразговорчивый. Мы поболтали с Алешей о прошлой поездке, перебрали общих знакомых и легли спать. Было душно: иллюминатор наш оказался ниже причала, в него почти не поступал свежий воздух. Я долго ворочался под простыней, а потом сквозь дремоту услышал шум. Дежурная проводница привела к нам в каюту женщину, только что прибывшую ночным поездом. Она не хотела оставаться с мужчинами, говорила шепотом, что это неудобно, что нельзя ни переодеться, ни отдохнуть как следует. Но проводница отвечала: билет у нее в эту каюту, завтра ее переведут в другое место, а сейчас нельзя тревожить спящих.

И вдруг в тишине раздался добродушный голос Алеши:

— Полина Борисовна, вы в полной безопасности. В этой каюте нет ни одного хищника!

— Господи, кто это? — воскликнула женщина.

Щелкнул выключатель, и я тоже узнал ее. Высокая дама со светлыми короткими кудрями. Ей, помнится, давали не больше сорока и делали при этом крупную ошибку, но ту, которую женщины не поправляют. Не знаю почему, наверное, за решительный характер, туристы величали ее Борисой Полиновной.

Так я и сказал ей, свесившись с верхней койки:

— Бориса Полиновна, когда входят к знакомым, обычно здороваются!

Она даже руками всплеснула от удивления:

— Мальчишки, неужели это не подстроено? Неужели так бывает на самом деле?

В эту ночь мы, конечно, не выспались. Утром Бориса Полиновна перебралась в соседнюю каюту, к женщинам, а оттуда пришел бодрый курносый толстячок с солидным брюшком. Он заявил, что его зовут Герасимовичем, что приехал он из черноземной полосы и привез с собой две заветные бутылки болгарского коньяка. Одну спрячет в шкафчик, чтобы распить в конце рейса, а вторую следует расколоть немедленно, ради знакомства.

После обеда, едва вернулись в каюту, наш Герасимович принялся раздеваться, удовлетворенно покряхтывая.

— Хорошо откушал, — сощурил он маленькие, весело поблескивающие глаза. — Вы как хотите, а я к храповицкому…

Лег и почти тотчас мирно засопел носом.

— А что, уютный мужик этот черноземный Герасимыч, — сказал Алеша. — Умеет пожить в свое удовольствие и другим не мешать.