Дальние края - [20]
Поодаль несколько пионеров грузили собранный арахис на подводу, правил которой наш давний знакомый Вьет.
Он, надо сказать, особого усердия не выказывал. Сидя в стороне, он с интересом наблюдал, как бегают взад и вперед, пыхтя от натуги, его товарищи, нагружавшие подводу. Ни окрики их, ни обращения к его совести не помогали. Он хладнокровно дожидался, пока подвода не будет нагружена доверху, потом взгромождался на самый верх и деловито настегивал своих буйволов. Как говорится, он не горел на работе.
Мало этого, всю дорогу, не закрывая рта, он лущил орехи… Ребята прямо кипели:
«Мы ни одного ореха не трогаем, а он вон что выделывает!»
Но Вьету все было нипочем. Ему один верный человек открыл по секрету, что от сырого арахиса белеют зубы; мог ли он упустить счастливый случай!
Прозвучал горн — перерыв на отдых. Ребята тесным кольцом окружили Нгока. Он рассказывал увлекательную историю о тяжбе зайца с бесом.
Но им не долго пришлось наслаждаться рассказом. Нгок неожиданно прервал свое повествование. Он обратил внимание на Хоа, которая шла вдоль грядки, то и дело нагибаясь и что-то подбирая с земли. Его ужасно заинтересовало: что она делает, когда все отдыхают? Такое усердие показалось ему подозрительным.
Вытянув длинную тощую шею, он бросил своих слушателей и помчался к грядке.
— Перерыв, уважаемая, перерыв. Отдыхать надо. Чем, интересно, вы здесь занимаетесь? — спросил он самым язвительным тоном, на какой был способен.
— Разве ты не видишь? — подняла голову Хоа.
Нгок пожал плечами.
— Видеть-то вижу, да только странно мне это. Потому и спрашиваю.
— Ничего странного, — отрезала Хоа. — Собираю потерянные орехи для Ни Ай.
— Так… Но ведь вы на это не имеете права, уважаемая, — громко, так, чтобы слышали все, сказал Нгок. Он прямо-таки сгорал от желания отомстить ей за тот «диспут» в библиотеке. — Вы не имеете никакого права, — повторил он. — Взгляните, разве кто-нибудь занимается подобным делом? Нехорошо это, присваивать общественное добро, некрасиво, уважаемая!
Ребята уже толпились вокруг.
Хоа почти никого из них не знала. Она переводила взгляд с одного на другого, ища у них поддержки, но вокруг были одни незнакомые лица, и она почувствовала себя очень одинокой.
— Правильно, нечего таскать общественный арахис! — крикнул кто-то.
— Пускай отдаст орехи! — поддержал другой, тоже не разобравшись, в чем дело.
Заручившись сторонниками, Нгок поднял вверх худую, как плеть, руку и торжественно провозгласил:
— Надеюсь, все понимают ценность арахиса как технической культуры номер один. Незаконное присвоение…
Этого Хоа уже не могла вынести. Она рывком сунула руку в карман и вывернула его наизнанку. Несколько орешков выпали оттуда на землю.
Нгок от неожиданности умолк.
И тут как раз подбежала Минь. Спросив у ребят, что случилось, она с возмущением накинулась на Нгока:
— Как тебе не стыдно! Перестань сейчас же!
Обычно тихая и молчаливая, Минь разозлилась не на шутку. Это бросилось всем в глаза.
— Да я… — растерялся Нгок, но Минь не дала ему договорить.
— Эх, ты! Молчал бы лучше! Ребята, послушайте! Хоа с самого начала ни единого орешка не съела. В перерыв она предложила мне пройтись по грядкам, подобрать потерянные орехи для маленькой Ни Ай.
Нгок взмахнул было рукой, собираясь ей возразить, но вдруг его ухватил за запястье Кук.
— Эй, Чан Хынг Дао, — сказал он насмешливо, — что это у тебя на губах налипло? Ты ведь больше всех арахиса съел, вон даже шелуха пристала. А еще других стыдишь!
Нгок вздрогнул и быстро отер рот. Ребята расхохотались.
— Ну как, теперь чисто? — спросил он и расхохотался вместе со всеми.
Но тут среди общего смеха послышался чей-то плач. Это, не в силах больше сдержаться, заплакала Хоа.
Глядя на нее еще минуту назад, никто бы не подумал, что она может заплакать. А сейчас она плакала горько, навзрыд.
Глава IX
Хоа бросила все и ушла, не дожидаясь конца работы.
Она шла по дороге и плакала. Следом, уговаривая ее, бежала Минь.
— Хоа! Вернись, пожалуйста, Хоа! Не обращай ты на Нгока внимания, мы ведь все за тебя!
Но уговоры не помогали. Минь в конце концов остановилась и долго еще смотрела вслед удаляющейся Хоа.
Наступил полдень. Зной, и без того невыносимый, усиливался. Было очень душно. Окружавшие долину холмы застыли в раскаленном мареве. Жара, казалось, стекала по склонам холмов сюда, в долину, затопляя деревья, дома, тропинки. Все живое попряталось. Лишь изредка в небе пролетала одинокая глупая птица, да как ни в чем не бывало трещали цикады.
Хоа, облокотившись на подоконник, уныло глядела на улицу. Был час послеобеденного отдыха, но ни ей, ни отцу не спалось. И, пожалуй, не жара была тому причиной. Каждого по-своему встревожило утреннее происшествие.
— Вот, пожалуйста, приехала в твой госхоз и сразу стала «незаконно присваивать общественное добро». Я только несколько орехов подобрала, они все равно бы там валялись и пропали!
— Я тебе верю, — успокаивал отец. — Знаю ведь, ты ничего плохого не сделаешь.
— Ты-то мне веришь, ну, а ребята? Они думают иначе.
— Правильно. — Отец подошел к ней и ласково пригладил ее мягкие черные волосы. — То, что я тебе верю, еще не все. Нужно, чтоб и ребята тебе так поверили. Вы должны понять друг друга. А для этого тебе надо побольше общаться с ними, завести друзей. Ну-ка скажи, с кем ты здесь подружилась?
