Дали глазами Аманды - [51]

Дали часто говорил, что люди ошибаются, видя во мне злое и садистское существо. Он единственный смог разглядеть во мне чувствительную и ранимую женщину, наивную и невинную. Однако ко мне приросла репутация женщины-вамп, пожирающей мужчин, и приросла надолго, а когда я стала петь, меня попросили даже ее усилить. На самом деле я была скорее сентиментальна.

Однажды в «Мерисе» появилась молодая парикмахерша из Кариты, достаточно красивая брюнетка. Дали нашел ее «типичной» и попросил ему позировать. Она позировала обнаженной и в течение всего сеанса рассказывала Дали, что я — ее кумир, и даже показала мое фото, вырезанное из какого-то журнала. Дали, впечатленный таким совпадением, решил его использовать и сделал коллаж моего лица и Венеры Боттичелли. Он велел увеличить этот коллаж до размеров гигантского фото, украшавшего впоследствии мою квартиру в Лондоне. Этот шедевр, возникший по вине случая, занял всю стену моей спальни.

Чудесный рождественский вечер мы провели с друзьями в «Максиме». Гала была великолепна в расшитом золотом платье, и при ней чистый Дали. Я доставила им в отель лампу-Пьеро, которую Дали нашел замечательной, а Гала подарила мне сумочку от Шанель, настоящую, из набивной кожи, с золотой цепочкой. «Вместо корзинки», — сказала она, улыбаясь. Я тотчас обновила подарок.

Чтобы достойно провести новогодний вечер святого Сильвестра, Дали решил осуществить турне великих герцогов. Он зарезервировал столик в «Дон Камильо», другой в «Оре де буа», еще один в «Бэль эпок». Мы бегали от одного столика к другому: ели за первым, смотрели спектакль за вторым (Дали очень смеялся во время номера Жерара Сети, с его носками на все случаи жизни), а за третьим пили шампанское. С нами был молодой пианист Оливье Грефф, болтавший с Галой. В полночь, при двенадцатом ударе оркестра, Дали и Гала поспешили проглотить 12 виноградин с шампанским, согласно русской традиции. Мэтр полез в карман, чтобы проверить, на месте ли заветное дерево, приносящее счастье, и обнял Галу. Это был достаточно бешеный ритуал, даже на фоне криков «Виват!» и пожеланий счастливого Нового года, звучавших вокруг нас.

В эту зиму Дали решил сделать уступку действительности. Его корабль на Нью-Йорк в первый раз оказался итальянским пакетботом, «Микеланджело», и мэтр должен был сесть на него в Ницце, вместо Гавра. Однажды Дали заявил, что собирается повезти меня на Каннский фестиваль. Я заметила, что обычно фестиваль проводят в мае.

— Какая разница? — ответил он. — Мы проведем собственный Каннский фестиваль. Я — режиссер, вы видели «Андалузского пса»? Вы — актриса, вы ведь снялись в одном фильме? (Он имел в виду незначительный фильм, снятый в Бретани, «Марс в пост», глупую пародию на научную фантастику, в котором я играла марсианку с желтыми контактными линзами и вертикальными зрачками, как у кошек). Итак, мы устроим фестиваль для нас двоих.

Я приняла приглашение, он взял билеты и зарезервировал комнаты в отеле «Карлтон».

Он был доволен, что мы уезжали с Лионского вокзала, по причине знаменитого вокзального буфета, который мэтр «открыл» для меня. Он организовал там банкет, на который пригласил всех своих парижских друзей. Гала еще на два дня оставалась в Париже, чтобы заняться багажом для Нью-Йорка, и собиралась к нам присоединиться в Канне вместе с «кадиллаком», тоже «уезжавшим» в Америку. Большой обед, устроенный Дали, привлек множество народу. Людовик XIV, несколько далиниан, модели, Юл Бриннер сидел справа, Дали — слева от меня. Пианист во фраке, белых перчатках и в фате играл соответствующие обстоятельствам мелодии, и Дали демонстрировал фильмы Гарри Лэнгдона. Я восхищалась росписью потолка и лепниной. Когда мы собрались уходить, кто-то затянул песню Беко «Что я буду делать сегодня?» Людовик XIV уезжала вместе с нами на Голубом поезде. Капитан и его оцелоты уже были в Карлтоне.

Дали рассказал мне, что поезда оказывают на него эротическое воздействие. Вдруг, неожиданно для себя, я спросила, почему у него и Галы не было детей:

— Гений, — ответил он, — не может иметь сына гения. Представьте себе, что маленький служащий железной дороги — внук Леонардо да Винчи! Это немыслимо! Гений не должен способствовать появлению на свет посредственных и прозаичных существ. В этом-то и заключалась трагедия Пикассо. Вы видели его дочь? Нет? Поверьте мне, было бы просто трагедией, если бы такие божественные создания, как мы с Галой, произвели на свет негениального ребенка. Впрочем, мы оба ненавидим семью. Моя меня выгнала: вы же знаете, что я был в ссоре с моей сестрой, которая стала лесбиянкой. Гала никогда не видела свою дочь от Поля Элюара. Мы ничего не хотим иметь в этой жизни, кроме нас самих. И вас, естественно, потому что Гала вас окончательно приняла.

Я уснула, грезя о том, что наконец-то нашла семью, которая позаботится обо мне. Я представляла себя живущей в Кадакесе, помогающей Дали в мастерской. Как бы счастливо текла моя жизнь на берегу моря…

Когда я проснулась, мы уже проезжали берег моря. Солнце блестело на синем небе. Дали постучал в дверь моего купе. «Доброе утро! Мы уже в Каннах!» Наше прибытие в это время года вызвало сенсацию. В «Круазет» не было никого, и наш отель оказался очень спокойным. Дали сфотографировался на террасе с оцелотами Капитана, который был этим очень горд. Их звали Бабу и Буба. Они всегда привлекали внимание на фотографиях, и Дали, не испытывавший к ним никакой симпатии, разрешал их фотографировать только для рекламы. По приезде он позвонил Пикассо, жившему неподалеку, и попросил его нас принять. Они не виделись уже много лет.