Дали глазами Аманды - [53]

Час отплытия «Микеланджело» приближался. Гала прибыла вместе с багажом. Я проводила Дали до каюты и обняла его. Потом мы с Людовиком XIV наблюдали за отплывающим кораблем. «Наверное он о нас уже не думает», — сказала я ей.

— Вы ошибаетесь, — ответила Король-Солнце. — Он думает о нас и будет думать. Особенно о вас.

Глава 14

«Менины» Веласкеса служат для меня небывалым источником информации. Это полотно необыкновенно точно воспроизводит свою эпоху, и поэтому я преклоняюсь перед ним.

Персонажи «Менин» предоставляют мне самые точные данные: мне кажется, что я знаю все, что происходит в их мире, я даже ощущаю запах, царствующий в доме инфанты. Веласкес дал мне больше знаний о свете, отражениях, зеркалах, чем тома научных трактатов на эти темы. «Менины» представляют собой неисчерпаемый источник научных выкладок и точных знаний».

Дали

Первая зима в нашем лондонском доме прошла спокойно. Мы хорошо понимали друг друга, никто не кололся и не отказывался вносить свою часть платы за найм дома; все на равных участвовали в оборудовании помещения. Дали часто звонил мне из Нью-Йорка. Поскольку он никогда не принимал в расчет часовые пояса, трубку приходилось брать Пат, после чего она сообщала мне с лукавым видом: «Твой приятель фашист звонил».

Несмотря на то, что мои друзья были настроены достаточно революционно, их впечатляли мои рассказы о Дали и льстило то, что они знакомы с «лучшей подругой мэтра». Я часто виделась с Пенелопой Три, которая жила в то время с фотографом Дэвидом Бейли. Они поселились в северной части Лондона, около Примроуз Хилл. Это было, кажется, то самое место, над которым часто пролетали летающие тарелки, но мне не посчастливилось увидеть ни одного неопознанного летающего объекта.

Впрочем, у меня были другие проблемы. И прежде всего — денежные. Я совершенно поиздержалась и даже продала меховое манто, которое мне подарил Диринг во время нашей безмятежной жизни в дель Монико. Мне предложили роль в авангардной пьесе американца Майкла Мак-Клюра. Клуб, поставивший пьесу, располагался в северной части Лондона и назывался «Королевская голова». Вопреки традиции французских кафе-театров, где играли по вечерам, спектакль состоялся в обеденное время. Я была ангажирована за ничтожную плату и моим партнером был старый певец Проби, в прошлом очень знаменитый. Он пил, приходил на спектакль в полусонном состоянии и никогда не знал текста. Я подсказывала ему реплики, которые он умудрялся не слышать, и первые столики хором повторяли их за мной. Этот ужас длился неделю, потом Проби заменил Джонатан Крамер, тоже американец, но весьма одаренный, краснобайства и таланта ему было не занимать. Мы стали друзьями. Крамер играл в «Волосах», как Поль Жабара, которого он мне вскоре представил. (Жабара написал позже «Sic Донны Саммер»). Они были бесспорно талантливыми и слегка тронутыми. Поль, которому не продлили его разрешения на работу, в святой простоте приковал себя к решетке резиденции премьер-министра!

Спектакль сошел со сцены — моя карьера не продвинулась ни на шаг, но зато я приобрела симпатичных друзей. Мы часто ходили в синематеку Национального кинотеатра. Там устраивали вечера Мэй Уэст и крутили музыкальные комедии. Мы выползали оттуда в 6 часов утра, просмотрев семь или восемь фильмов подряд, спотыкаясь от усталости. После этих бдений я приобрела некую кинематографическую культуру, которая всегда удивляла моих друзей.

Во Франции движение хиппи не ослабевало, но в Англии оно уже не было прежним. Несколько андеграундных журналов (например «Oz») были запрещены из-за их непристойности; в музыке теперь меньше чувствовался Восток и психоделизм. Появилось больше уважения к интеллекту. В наш лондонский дом приходило много народу, например, Жермена Гри, лидер феминистского движения, автор «The Female Eunuch», известный манекенщик 60-х Джон Шримптон, который теперь занимался антиквариатом, кинематографист Поль Моррисей, писатель Нед Шерран и кое-кто из музыкантов.

Я была одна, когда Джимми Хендрикс, с взлохмаченными волосами и гитарой в руках, появился у нас на пороге, вероятно, по наущению нью-йоркского друга Пат. Он попросил разрешения укрыться у нас от преследований фанов. Я приняла его как нельзя лучше, долго говорила с ним о Брайане Джонсе, его друге, предоставила ему одну из комнат. Он жил у нас несколько дней. Единственная проблема, которую он нам создал, заключалась в его белобрысых поклонницах, занявших всю ванную.

Жертва наркотиков, как большинство музыкантов, Джимми умер вскоре после пребывания у нас.

Но жизнь продолжалась. Я получила водительские права и приобрела по случаю старую машину, латаную-перелатанную. Когда-то она была небесно-голубой. Когда оторвалась одна из дверец, мне пришлось заменить ее на белую. Но все-таки старая добрая «Минино» сослужила нам хорошую службу. Мы умудрялись залезать в нее всей компанией, чтобы добраться до «Трампс», новой модной дискотеки. На этой дискотеке Мик Джаггер ухаживал за Бьянкой, там можно было встретить сестер Коллинз, Джоан и Джеки, Питера Селлерса и моделей Оззи Кларка. В то время я работала для этого молодого кутюрье, любимого дитяти лондонского бомонда. Его магазин «Рэднор Волк» не пустел. Оззи был дружен с Дэвидом Хокни, о котором уже начинали поговаривать.