Дали глазами Аманды - [38]

Мои коллеги уехали в Лондон, а я решила остаться в Нью-Йорке. Мы получили временное разрешение на работу манекенщицами в Штатах, и я решила этим воспользоваться. Я отправилась к Золи, симпатичному человечку, с которым я познакомилась в Лондоне, и записалась в его агентство. Однако вскоре я разочаровалась. Здесь трудно было остаться любительницей: фотографироваться то тут, то там, чтобы платить за квартиру, и не участвовать в утомительных показах мод. В Нью-Йорке я должна была каждое утро звонить в агентство, где мне предлагали длинный список «go-see» (интервью) в четырех разных концах Манхеттена. Ногти должны были быть безукоризненно накрашены, не говоря уже об искусственных ресницах. Я разорялась на такси. Меня нашли слишком «типичной и я должна была обрезать волосы; считалось, что у меня слишком маленькая грудь и что на меня не так уж легко шить, и, сверх того, мне не хватало амбициозности. Здесь модель должна была пожертвовать всем, чтобы фото попало в «Vogue».

Однако сеансы позирования в этом журнале оплачивались мизерно, по сравнению с рекламой или работой на магазин женского белья, где платили вдвое больше. Поэтому я не слишком обращала внимание на советы Даяны Вриланд, тогдашнего редактора американского «Vogue». Чтобы преуспеть, нужно было стать снобом и посещать нужных людей. Я не имела никакого желания это делать и, сверх того, я влюбилась. Дайана Вриланд сказала Дали, что я могла бы стать одной из лучших манекенщиц. Но мной заинтересовался Диринг, молодой миллионер, и все полетело вверх тормашками.

Я побывала в Макс Канзас Сити, месте, похожем на «Башню» Монпарнаса, где собирались молодые поэты, певицы, артисты, наркоманы. Я была очень удивлена, когда встретила там друзей, Нико, немецкую певицу с низким голосом, Лу Рида, музыканта. Они представили меня деятелям андеграундного движения: режиссеру-постановщику Полю Моррисею, красавице Сьюзен Боттомли (Интернациональный Вельвет), Джо д'Алессандро, Вива, звездам из фильмов Энди Уорхла.

Дали «открыл» Уорхла, когда тот занимался рекламным бизнесом. Он принес ему свои рисунки обуви. Дали признавал за ним определенный талант, но не любил его манеру пользоваться услугами своего окружения и никогда не платить гонорары. Ультрафиолет, например, жаловалась Дали, что не получает ни гроша после съемок. У Макса я и встретила Диринга. Молодой наследник огромного состояния, он был окружен толпой паразитов, которые напомнили мне «друзей» Тары и Брайана Джонса. Они использовали его, его машину, его виски. Мой новый знакомый имел слегка потерянный вид и кололся, пока не попадая из-за этого в неприятные ситуации. Он посещал Джимми Хендрикса и молодых негритянок.

Он попросил меня представить его Дали. В Америке двор Дали настолько разросся, что его не вмещала гостиная «Сен-Режиса». Теперь мэтр приглашал всех в бар отеля. Рауты в «Мерисе» казались просто рафинированными по сравнению с тем, что творилось здесь: совершенно невероятные хиппи, танцовщицы-негритянки, манекенщицы, чудаки-изобретатели и иногда — настоящие ученые. Я возвращалась со съемок, шел снег. Дали встречал меня в холле отеля, около роскошных лифтов. Он спрашивал меня, почему я не в баре.

— Сегодня есть интересные люди, — говорил он. — Несколько низкосортных кретинов и еще один старый господин, который терпеливо занимается моими архивами. Я хочу показать вам пук.

«Какой еще пук?» — думала я, в то время как Дали тащил меня в глубину зала, мимо витрин с китайскими антикварными вещами, прямо к бару «Мейсонет». Здесь он наконец-то остановился перед огромной картиной, занимавшей всю стену.

— Перед вами история пука. Вот два гвардейца короля, которые смотрят по сторонам.

Тот, что справа, делает вид, что ничего не произошло. Он только что пукнул, и другой это заметил. Не правда ли, чудесная картина? В Нью-Йорке полно таких вещей. Здесь есть столько неоткрытого. Вы еще увидите! Я рад, что вы так близко от меня, вы живете совсем рядом с моим отелем в вашем Винслоу (он произносил «Винеслов»). Вы свободны сегодня вечером? Поужинаете со мной? Я представлю вам кинопроизводителя, самого омерзительного из кинопроизводителей. Его зовут Дэррил Занак. Он грозится купить мою картину, поэтому мы идем с ним ужинать в «Трайдерс Вик». Гала его ненавидит и не хочет идти со мной.

Я попросила его зайти в полуподвальный бар, потому что Диринг должен был прийти. Он уже был там и сидел рядом с Галой, которая только что спустилась. Дали поспешил подойти к жене:

— Малышка! Где ты была? Я ждал тебя в холле.

— Я как раз разбиралась с телефонистками. Ты же знаешь, я всегда это делаю. Потом я встретила Алемани, который тебя искал.

Алемани был ювелиром и жил на антресолях «Сан-Режиса». Он изготовлял чудесные драгоценности, задуманные Дали. Например, рубиновое сердечко, составленное из мелких камней, и другие совершенно уникальные вещи, теперь принадлежавшие одной флоридской миллионерше, миссис Четхем. Она их выставляла время от времени в благотворительных целях. Дали сказал:

— Гала в течение многих лет, в самом начале нашего пребывания здесь, дает на чай телефонисткам, которые после этого становятся гораздо любезнее. Это полезнее, чем давать им перед отъездом.