— Красавица, — говорит Маи, — умница моя. Ну все, иди. Иди, Белка, я не буду кормить тебя со стола. Эй, там! Подавайте обедать, да принесите хорошего вина.
…Повара в доме Ундори отменные, но губернатору не лезет в горло кусок. Он выпил уже два бокала крепкой алензы и жалеет об этом. Мысли его точно заперты в тесной темнице, они мечутся от предмета к предмету, но выхода не найти.
— Тебе нравятся айлльу, я знаю, — говорит Ундори. — Не тревожься об их судьбе! Теперь я сам считаю, что их нужно беречь как зеницу ока. Поголовье их сильно уменьшилось за последнюю тысячу лет. Нужно принять все меры к тому, чтобы увеличить их число. Возможно, построить фермы и разводить под надзором зоотехников.
— Вот как, — без выражения говорит Рэндо и наливает еще алензы.
— Я собираюсь разработать технологию, — продолжает Маи. — Это займет несколько лет, но какие открываются перспективы! Некромантия уже достигла своего «потолка». Поднятые сохраняют не только рассудок, волю, творческие и магические способности, но даже способны наслаждаться пищей и ароматами. Прекрасно, конечно, что человек может жить столько, сколько желает, но все-таки это не полноценная жизнь. А значительную часть настоящей жизни портит старость. Ее больше не будет!
— Вот как, — повторяет Рэндо и пьет.
— К тому же, — Маи лукаво сощуривается, — это дело обещает большой доход. Что думаешь?
Губернатор отводит глаза.
— Легенды говорили о городе, — задумчиво произносит он. — Там действительно был город?
— Да, — Маи пожимает плечами. — Магия дает айлльу неплохую имитацию разума. Они подражали людям и выстроили настоящий город. Архитектура там типично человеческая. Такие здания на Хетендеране повсюду, но у людей заметно больше фантазии. Впрочем, о какой фантазии можно говорить применительно к животным. Термитник — необычайно сложная структура, но мы же не находим термитов разумными. Так что?..
— Скольких айлльу ты привез оттуда?
— Около сотни. Теперь я думаю, что хватило бы меньшего числа. Не беспокойся так, Рэндо! — Ундори добродушно смеется. — Город почти цел, думаю, сейчас они уже восстановили его. Можно будет возить туда зевак, если проложить хорошую дорогу.
— А у остальных айлльу ты тоже… подавил магическую деятельность?
— Нет, — удивленно говорит Маи. — Зачем? Ах, да!.. я совсем забыл. Я хотел показать тебе еще одно доказательство их животной природы. Я поставил еще один эксперимент. Но он, как бы это поточнее, еще не поспел. Я неверно рассчитал время. Боюсь, нужен еще месяц. Через месяц ты уже не сможешь со мною спорить, — и Маи ухмыляется.
«Животные, — думает Рэндо. Тоска, затопляющая его сердце, того же цвета, что черная аленза в его бокале. — Да, разумеется, животных можно разводить на фермах, чтобы добывать из их эмбрионов чудодейственное средство… Что мне делать? Кто мне подскажет? Ирмерит, я все помню, в день Подвига рядом с Ликрит и Данирут пал в бою благородный айлльу, и рескидди, наши учителя, белокуры из-за примеси их крови… но ведь это легенды. Их сложили тысячелетия назад, а мы живем сейчас. И можем жить сейчас — долго. Если я напишу госпоже Моли все, как есть, что она ответит? А если слукавлю, то потеряю ее доверие. Она заботится обо всей Уарре. О ком забочусь я?»
…Тайс, обнаженный, красивый как статуя, сидел на подогнутых ногах.
— Ты не знаешь, Рэндо? — сказал он с лукавой улыбкой. — Кинаи хитры как бесы. Я тебе расскажу. Близость айлльу продлевает людям жизнь.
Рэндо засмеялся.
— Вот как? А я-то думал, это сказки.
— Нет! — серебряные глаза расширились. — Не сказки. Бабку Ллиаллау, полукровку, триста лет держали в наложницах в доме Кинаев. За право приникать к ее лону брат убивал брата и сын — отца. Думаешь, они шли на это ради сказки? Глава дома Кинай не умирал своей смертью, но и в восемьдесят, и в сто лет умирал молодым.
— Я теряюсь, — улыбнулся уаррец и, поднявшись, притянул Тайса к себе. — Так что же, теперь у меня в руках такое счастье?
Айлльу захихикал и прижался губами к его губам. Рэндо откинулся на спину, лаская его, потом перекатился, прижав своим весом к постели…
«Я сам не мог ответить, поверил ли я Тайсу в ту ночь, — думает губернатор, глядя на Маи; Ундори размышляет о чем-то, и сосредоточенное его лицо прекрасно. — Все это звучало так забавно и наивно. Впоследствии я и впрямь подмечал, что не чувствую хода лет. Но здесь, в глуши, мало что меняется с годами. Все мои предки жили долго и были здоровыми. Я крепок для своего возраста, но ведь это можно объяснить и проще. Маи тоже совсем не постарел. Теперь же… теперь сомнений нет. Тайс говорил правду. Что же получается? Если я последую совету Ирмерит и велению собственной души, запретив Маи опыты, приму законопроект о правах айлльу — я ничего не потеряю. Я останусь благородным в собственных глазах, в глазах Ирме, в глазах айлльу… лишу людей надежды на вечную молодость — но получу ее сам. Кровь небесная! Что за ужасный выбор. Даже если я откажусь от объятий айлльу, удалю от себя Тайса и Аяри и проживу отмеренный человеку срок жизни — что изменится? Я отниму у человечества величайший дар. Но назвать айлльу животными… назвать животным — Тайса?! Что за безумие!..»