Далекие огни - [51]

Шрифт
Интервал

XXII

На четвертый день своего заключения вечером Володя стоял, по обыкновению, у окна камеры. Осеннее солнце спускалось за крыши станционных строений. Над дебаркадером кружилась пестрая стая голубей. Иногда они садились на черную от копоти крышу и снова взлетали, вспугнутые паровозным свистком.

Володе было приятно следить за их вольным полетом. Он напоминал о том времени, когда у Володи не было никаких забот.

Завизжала дверь камеры. Трубный голос раздался за его спиной.

— Дементьев, собирайся!

Володя обернулся. Заломайко заслонив собой всю дверь, широко расставил ноги и накручивал черные усы.

— Марш за мной!

— Ну, шкетик, прощай! — грустно улыбаясь, протянул Володе руку Софрик. — Когда-нибудь увидимся.

Ладонь у помощника машиниста была такая большая, что Володе пришлось пожать ее обеими руками.

— До свиданья, Софрик. Желаю тебе…

Ему хотелось сказать что-нибудь хорошее, душевное, но нужных слов не находилось.

Софрик махнул рукой. Заломайко крикнул:

— Шо там за разговоры, Дементьев? Выходи поживей!

Володя еще раз приветливо кивнул всем арестованным, вышел из кордегардии.

— Куда вы меня? — спросил он.

— Туда, куда нужно, молокосос. Вот заведу в карцер да всыплю нагайкой так, шоб ты помнил. Я же тебе сказал, сволочная дытына, щоб ты с Ковригиным никаких делов не имел… А ты меня послухал? — гудел Заломайко, пропуская вперед Володю и тяжело ступая по винтовой лестнице.

Странное безразличие овладело Володей. Угроза жандарма не испугала его, а только вызвала тупую тоску. Голова кружилась. Голодный режим кордегардии не прошел даром.

Вышли на улицу. Густой и холодный воздух октябрьского вечера ударил Володе в лицо. Пахло прелыми листьями, дождем.

— Дяденька жандарм, передайте, пожалуйста, матери на будку, что я арестованный, а то она будет беспокоиться, — сказал Володя.

— Ладно, ладно… Тоже мне арестованный… Сниму вот штаны…

В голосе Заломайко Володя уловил добродушные отеческие нотки.

— Ты мне «Искру божию» Салиаса прочитал? — спросил жандарм, очевидно, мирно настроенный.

— Обязательно прочитаю. Только отпустите домой. Все, что вы мне велели, все прочитаю.

— Ну, смотри… А штукенциями всякими в ящиках брось заниматься. Знаешь, шо бывает в этих ящиках? Фитилек, коробочка… Серничок запалил и пфу! — станции этой нету… А ты не посмотрел и взял. Тоже голова… Парнишка башковитый, а юрундой занимаешься.

— Я больше не буду, — кротко пообещал Володя.

Беседуя так, Заломайко и Володя скоро очутились у входа в кабинет ротмистра.

— Иди, Дементьев, — наставительно и благодушно напутствовал жандарм. — Только начальнику не бреши. Боже тебя упаси! Ежели его высокоблагородия будет про учителя спрашивать, кажи прямо всю правду.

— Ладно, дяденька.

— Да не «ладно», а «слушаюсь» и не «дяденька», а господин жандармский старший унтер-офицер. По чину должен обращение иметь. А еще книжки читаешь… Ну, пшел…

И Заломайко легонько втолкнул Володю в кабинет ротмистра.

Глубоко утонув в кресле, Дубинский курил папиросу, плавая в волнах душистого дыма. Он показался Володе величественным. Голубой мундир его с кручеными аксельбантами, круглыми, отороченными золотистой канвой эполетами и сверкающими пуговицами напоминал красочные олеографии с изображениями генералов.

В кабинете стоял слабый запах вербены… Белые тонкие перчатки небрежно покоились на краю стола.

— Ну-с, молодой человек, вы свободны. Что вы на это скажете? — послышался неожиданно мягкий голос ротмистра.

Володя молчал, изумленно смотрел на Дубинского. Тот выпустил из-под усов тонкую струйку дыма, заговорил, растягивая слова:

— Первое знакомство должно послужить тебе на пользу, Дементьев. Не так ли? Мм… э… Ты теперь служащий на железной дороге. Вся твоя жизнь будет отражаться вот здесь, как в зеркале, — он похлопал рукой по папке жандармских дел. — Чтобы ты ни сделал, куда бы ни шагнул, нам будет известно… Понятно, молодой человек?

— Понятно, — чуть слышно проговорил Володя.

— Ты будешь честно служить, не так ли? Ты всегда будешь слушать начальников и не слушать тех, кто станет призывать тебя к неповиновению старшим… Мм… Ты еще молод, доверчив и глуп. М-да… Связь с крамольником, в которой мы вовремя тебя уличили, возникла бессознательно… Н-ну-с… он — учитель, ты — школьник… уроки, книги, именной подарок — это не так страшно… Но в будущем… Мм… В будущем надо осторожней… Такие, как Ковригин, выступают против священных основ, государственного строя… Против монарха… Ну, ты понимаешь. Ты читаешь книги, учился в казенной школе… Говорят, что ты хотел даже в гимназию? Правда это?

— Правда…

— Мм… да… любопытно. Что ж, голубчик, можешь идти… Ступай.

Дубинский махнул рукой.

— Ваше высокоблагородие, верните мне шкатулку. Это — подарок… — осмелился напомнить Володя.

— Что? Шкатулку? Этого нельзя… Иди…

Пошатываясь, как после долгой изнурительной болезни, Володя вышел из вокзала, присел на ступеньку подъезда. Скупо озаренная электрическим светом привокзальная площадь качалась перед его глазами. За нею в густой синеве сумерек вырисовывались темные очертания домов, колокольня собора. Было уже поздно, и Володя не знал, куда идти. Поезда на Овражное все ушли, идти в депо и ожидать там резервного паровоза не было сил. Только теперь он понял, что страшно голоден и так ослабел, что колени дрожат. К тому же вечер был холодный и сырой, и Володя, выехавший из дому в одной рубашке, цокотал зубами.


Еще от автора Георгий Филиппович Шолохов-Синявский
Змей-Горыныч

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Беспокойный возраст

Роман является итогом многолетних раздумий писателя о судьбах молодого поколения, его жизненных исканиях, о проблемах семейного и трудового воспитания, о нравственности и гражданском долге.В центре романа — четверо друзей, молодых инженеров-строителей, стоящих на пороге самостоятельной жизни после окончания института. Автор показывает, что подлинная зрелость приходит не с получением диплома, а в непосредственном познании жизни, в практике трудовых будней.


Суровая путина

Роман «Суровая путина» рассказывает о дореволюционном быте рыбаков Нижнего Дона, об их участии в революции.


Казачья бурса

Повесть Георгия Шолохова-Синявского «Казачья бурса» представляет собой вторую часть автобиографической трилогии.


Волгины

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Горький мед

В повести Г. Ф. Шолохов-Синявский описывает те дни, когда на Дону вспыхнули зарницы революции. Февраль 1917 г. Задавленные нуждой, бесправные батраки, обнищавшие казаки имеете с рабочим классом поднимаются на борьбу за правду, за новую светлую жизнь. Автор показывает нарастание революционного порыва среди рабочих, железнодорожников, всю сложность борьбы в хуторах и станицах, расслоение казачества, сословную рознь.


Рекомендуем почитать
Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.