Даль - [106]

В смешении народов и языков словно ожило сказание о башне вавилонской: в пятидесятых годах прошлого столетия число жителей в Нижнем составляло 30 789 человек, а с 15 июля по 15 августа съезжалось на ярмарку 120 тысяч — четыре Нижних Новгорода толкалось и кричало одновременно на семистах тысячах квадратных саженей ярмарочной площади!..

В каменных корпусах гостиного двора торгуют сразу две с половиной тысячи лавок; а вокруг жмутся друг к другу еще многие тысячи деревянных строений, и сбитых основательно и наскоро сколоченных, — лавки, лавчонки, склады, сараи. В Железных рядах продают до четырех миллионов пудов уральского железа, на Хлебной пристани выгружают шестьсот тысяч четвертей хлеба, от Гребневских песков тянет с барж крепким рыбным запахом, близ пристани Сибирской высятся горы чайных цибиков — на девять миллионов рублей серебром (чай — товар дорогой, его везут из далекой Кяхты до Перми на лошадях, а из Перми на судах по Каме и Волге; торговцы-«чайники» ставят на столы свежезаваренный чай разных сортов — покупатели идут вдоль столов, прихлебывают из чашек и после каждой пробы споласкивают рот холодной водой, чтобы не утерять вкус). Персиане и бухарцы неподвижны и зорки, кавказцы горячи и шумливы: с востока доставляют на ярмарку каракуль и шемаханские шелка, кофе и корицу, индиго, марену, дорогое сандаловое дерево. А вот наше, российское, — меха лисьи, бобровые, куньи, холсты «разной доброты», шапки, чулки, валенки, рукавицы (из села Богородского — рукавицы кожаные, привозят на ярмарку сразу полмиллиона пар); яловые кожи из губерний Владимирской, Симбирской, Казанской, Вятской, Костромской, также из Нижегородской, где производятся в Арзамасе, Выездной слободе, в деревне Тубанаевке и окрестных селениях Васильевского уезда; юфть из Казани, Сызрани, из Слободского, Мурома, с заводов Московской губернии. Золотые скирды мочалы сверкают под солнцем, словно поставленные прямо на землю соборные купола; конский волос переливается черными струями — гривы продают пудами, хвосты поштучно. Сгрудились на краю ярмарки новые телеги, пахнут дегтем — уперся в небо частый лес оглобель. Сундуки, сибирские и павловские, простые и окованные, одноцветные, темные и расписные, громоздятся стеной, тянутся рядами, как дома в городе, образуя улицы и переулки; привозят сюда двести тысяч сундуков — особый спрос на макарьевские: шесть сундуков вкладываются один в другой, как матрешки.

Торговый оборот на нижегородской ярмарке — 86 миллионов рублей серебром.

2

Идет по ярмарке нижегородский чиновник Владимир Иванович Даль; в миллионных оборотах участие его грошовое; разве купит и опустит в карман цибик чаю, выторгует у лоточника шейный платочек кисейный или серебряное колечко с бирюзой — потешить дочку, или задержится возле офени и со знанием дела отберет для себя лист-другой лубочных картинок. Впрочем, однажды — свидетельствуют документы — Далю было пожаловано девятьсот рублей за «безвозмездное участие в выгодной продаже на ярмарке алтайской меди».

Даль идет мимо Главного дома, где находится летняя квартира губернатора и зала для общественных собраний (здесь на приеме у губернатора Александр Дюма встретился с живыми героями своего романа «Учитель фехтования» — декабристом Иваном Анненковым и его женой, последовавшей за ним в Сибирь, Прасковьей Егоровной, урожденной Полиной Гебль, француженкой; Даль мог быть свидетелем необычной встречи). Он идет мимо православного собора, магометанской мечети и армянской церкви (купцы-старообрядцы имели на ярмарке тайные молельни, за каждую службу платили полицмейстеру сто рублей и частному приставу — пятьдесят). Он идет мимо балкона, на котором появился, обозревая торжище, полицмейстер (Нижнему не везло на полицейских начальников — а какому городу везло? — помнили однорукого Махонина, который за немалую мзду записывал купцов в потомки Минина, — был высочайше назван «дураком» и пожалован генеральским чином; помнили аккуратного взяточника фон Зенгебуша; наконец, наводящий ужас громадными кулаками и разбойными приемами Лаппо-Старженецкий; среди нижегородцев родилась поговорка: «Один брал одной рукой, другой — двумя, а третий лапой загребает», — Даль знал ее, наверно); Даль идет мимо балкона, не подымая головы, — с полицмейстером он не в ладах. По знакомой одежде он различает оренбургских казаков — их призывали ежегодно для охраны ярмарки; на ярмарке оренбургское воинство не зевало: недаром говорилось, только крикни «караул» — враз казаки примчатся, помогут грабить. Даль идет мимо пожарной части — ярмарке случалось гореть, но не в дни торга (за курение и возжигание огня в лавках сажали на гауптвахту), а больше в осенние и зимние месяцы; сгорало до сотни зданий, тревожное зарево освещало Нижний (в городе пожары тоже были не редкость; Даль писал из Нижнего князю Одоевскому: приключился пожар, полдома сгорело, но сами целы, значит, горевать нечего, — «Три дочери, внезапно поднятые ночью пожаром, были так же покойны, как сидя на Ваших пятницах»). Даль идет мимо ресторанов, трактиров, дешевых харчевен; сотни людей знакомых встречались негаданно на нижегородской ярмарке, сотни людей, впервые увидевших друг друга, здесь знакомились.