Дафна - [19]

Шрифт
Интервал

Она сглотнула слюну и заставила себя сосредоточиться на словах Брэнуэлла, но не могла подавить возникшего раздражения: Брэнуэлл в письмах к Лиланду погряз в жалости к самому себе, а в это время его сестры создавали свои шедевры. Знал ли Брэнуэлл об этих романах, изданных тайно, под псевдонимами, как и их поэзия, понять из писем было нельзя, хотя Дафна и подчеркнула одну строчку в его бессвязных посланиях к Лиланду: «Я знаю только одно: для меня настало время стать кем-то, сейчас я — никто».

Надеждам его суждено было угаснуть. В июне 1848 года, когда «Джейн Эйр» уже имела оглушительный успех, охваченный паникой Брэнуэлл вновь писал своему старому другу, надеясь, что Лиланд поможет ему избавиться от назойливых кредиторов, включая хозяина гостиницы, требовавшего оплаты просроченного счета: «Я ПОЛНАЯ РАЗВАЛИНА. Уже пять месяцев у меня жуткая сонливость, сильный кашель и ужасные душевные муки… Извини за эти каракули. Давно решил написать тебе письмо на пяти или шести страницах, но невыносимая душевная боль и телесная слабость не дали мне это сделать». Через три месяца Брэнуэлл умер.

Но оставил ли он после себя обещанный роман? Дафна обратилась ко второй книге, присланной Симингтоном, испытывая при этом растущую надежду. Она провела указательным пальцем по тисненному золотом названию на обложке. «А уставшие отдыхают»… звучит неплохо, учитывая, что издание посмертное, хотя Дафна сомневалась, что Брэнуэлл обрел покой, — слишком уж раздражительным предстает он в этих книгах. Том выглядел внушительно — очень красивый переплет из черной кожи, — но если быть до конца честной с собой, история представлялась фрагментарной и местами невразумительной. Да, в ней было много интригующего, в особенности герой Брэнуэлла, его ангрианское alter ego Александр Перси, граф Нортенгерленд, вступивший в адюльтер с замужней женщиной Марией Терстон из Даркуолл-Холла. И конечно же, в Даркуолле было что-то общее с Грозовым перевалом[13]… В какое-то мгновение сердце Дафны забилось сильнее: а что если эта история была ранним наброском романа, появившегося позже, а Мария и Перси — предшественники Кэти и Хитклифа? Брэнуэлл сообщил Лиланду, что работает над своим романом, в сентябре 1845-го, в то время как Эмили уже, возможно, писала «Грозовой перевал», ведь, насколько знала Дафна, книга была закончена следующим летом. Но что если идеи Эмили частично совпали и переплелись с замыслами ее брата? Сюжет у Брэнуэлла неопределенный, временами он вовсе отсутствует, в его истории нет линейного повествования, какого-то внятного начала, середины и конца, отсутствует внутренняя структура, все разрозненно и случайно. Но, даже несмотря на это, Дафна при чтении непроизвольно вспоминала «Грозовой перевал», поскольку брэнуэлловский Нортенгерленд, несомненно, послужил прототипом Хитклифа. Более того, приближаясь к концу книги «А уставшие отдыхают», Дафна обнаружила, что сравнивает ее с рассказом Брэнуэлла о своей любовной связи с миссис Робинсон, — казалось, все эти истории тесно переплетены одна с другой, образуя некую растянутую легенду, художественный вымысел, продолжение той роли, которую играл Нортенгерленд в детских набросках об Ангрии.

Дафна закончила читать, только когда наступили сумерки: грачи уже не кружились над деревьями, сумрак слился с лесной тенью. Ее радостное утреннее настроение постепенно рассеивалось по мере того, как заходило солнце, превратившееся в малиновую дорожку с медным отливом, дрожащую далеко в море, а потом и вовсе исчезнувшую. Жизнь Брэнуэлла была слишком беспросветной для подлинного праздника, слишком много было в ней тщеты и разочарования, что еще больше усиливало дурные предчувствия, нередко посещавшие Дафну в Менабилли с приходом ночи, сколько бы она ни уговаривала себя, что приемлет тьму и что та ничуть не менее плодотворна, чем свет. Но при всем этом ее не покидало странное чувство, что она неразрывно связана с Брэнуэллом: они с ним оба в царстве теней, что бы ни случилось. Она дала себе обет, хотя вслух этого не говорила, что сделает все от нее зависящее, чтобы доказать его участие в создании «Грозового перевала» и, быть может, обнаружить, что против него грешили более, чем грешил он, — ведь она займется расследованием интригующего факта подделки подписей на рукописях Брэнуэлла. Но она знала также, что надо относиться к нему непредвзято: это единственный способ двигаться вперед, и она должна сказать правду, во всяком случае надеяться, что та прорвется наружу.

Дафна встала из-за письменного стола, чувствуя, что надо немного размяться, вышла из хибары и медленно направилась через сад к дому, сознавая, что должна готовиться к поездке в Лондон: навестить Томми в больнице и привезти его наконец домой выздоравливать, как только врачи скажут, что поездка ему под силу. Над ее головой парили летучие мыши, белокрылая сова камнем падала вниз, под деревья, но луну скрывали облака, и звезд на небе не было видно.

Ребекка весь день вела себя тихо, отодвинутая в сторону Брэнуэллом, но Дафна ощущала ее, гневную и отвергнутую, где-то там, в темноте, на опушке леса, — темный силуэт на фоне шуршащих листьев и бледных, молящих о чем-то ветвей буков.


Рекомендуем почитать
Детские годы в Тифлисе

Книга «Детские годы в Тифлисе» принадлежит писателю Люси Аргутинской, дочери выдающегося общественного деятеля, князя Александра Михайловича Аргутинского-Долгорукого, народовольца и социолога. Его дочь княжна Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (литературное имя Люся Аргутинская) родилась в Тифлисе в 1898 году. Красавица-княжна Елизавета (Люся Аргутинская) наследовала героику надличного военного долга. Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».


Сёгун

Начало XVII века. Голландское судно терпит крушение у берегов Японии. Выживших членов экипажа берут в плен и обвиняют в пиратстве. Среди попавших в плен был и англичанин Джон Блэкторн, прекрасно знающий географию, военное дело и математику и обладающий сильным характером. Их судьбу должен решить местный правитель, прибытие которого ожидает вся деревня. Слухи о талантливом капитане доходят до князя Торанага-но Миновара, одного из самых могущественных людей Японии. Торанага берет Блэкторна под свою защиту, лелея коварные планы использовать его знания в борьбе за власть.


Духовный путь

Впервые на русском – новейшая книга автора таких международных бестселлеров, как «Шантарам» и «Тень горы», двухтомной исповеди человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть. «Это поразительный читательский опыт – по крайней мере, я был поражен до глубины души», – писал Джонни Депп. «Духовный путь» – это поэтапное описание процесса поиска Духовной Реальности, постижения Совершенства, Любви и Веры. Итак, слово – автору: «В каждом человеке заключена духовность. Каждый идет по своему духовному Пути.


Улисс

Джеймс Джойс (1882–1941) — великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. Роман «Улисс» (1922) — главное произведение писателя, определившее пути развития искусства прозы и не раз признанное лучшим, значительнейшим романом за всю историю этого жанра. По замыслу автора, «Улисс» — рассказ об одном дне, прожитом одним обывателем из одного некрупного европейского городка, — вместил в себя всю литературу со всеми ее стилями и техниками письма и выразил все, что искусство способно сказать о человеке.


Тень горы

Впервые на русском – долгожданное продолжение одного из самых поразительных романов начала XXI века.«Шантарам» – это была преломленная в художественной форме исповедь человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть, разошедшаяся по миру тиражом четыре миллиона экземпляров (из них полмиллиона – в России) и заслужившая восторженные сравнения с произведениями лучших писателей нового времени, от Мелвилла до Хемингуэя. Маститый Джонатан Кэрролл писал: «Человек, которого „Шантарам“ не тронет до глубины души, либо не имеет сердца, либо мертв… „Шантарам“ – „Тысяча и одна ночь“ нашего века.