Дафна - [110]

Шрифт
Интервал

И все-таки она не могла безоговорочно осудить Симингтона: безусловно, доходы от ставшего всепоглощающей страстью коллекционирования не обогатили его. Когда она звонила вдове Симингтона месяц назад, вскоре после получения известия о его смерти от пневмонии, ей стало совершенно ясно, что бедная женщина осталась без гроша и в результате была вынуждена продать дом: в местной газете появилась короткая заметка о том, что имущество Симингтона оценено в сумму, едва превышающую четыреста фунтов.

Дафне также стало очевидно даже без облеченных в деликатные фразы намеков сэра Линтона: рукописи, купленные ею у Симингтона, необходимо передать в дар дому-музею Бронте вместе с теми двумя, что прислала в прошлом месяце миссис Симингтон. Дафна теперь вновь и вновь вертела их в руках: ей было грустно расставаться с ними, особенно с маленькой книжицей в сафьяновом переплете, содержащей фрагментарные наброски стихотворения, приписываемого Т. Дж. Уайзом Эмили Бронте и предположительно проданного в качестве такового, однако почерк явно принадлежал Брэнуэллу. Хотя это стихотворение, по всей вероятности, было не дописано, Дафна любила его, собственноручно переписала и приколола к стене своей писательской хибары, а сейчас вновь бросила взгляд на первую строфу:

Твоей душе навеки чужды
Все души: в ней понятья дружбы,
Любви и братства навсегда
Погибнут, отклик не найдя.

Ее восхищала проницательность мистера Симингтона, сумевшего распознать почерк Брэнуэлла, на что он обращал ее внимание в одной из двух записок, вложенных в присланную вдовой посылку (но тем не менее написанных его собственной дрожащей рукой), а также обнаружившего это стихотворение на обороте разорванного Брэнуэллом черновика письма с просьбой о приеме в Королевскую академию, где он мечтал изучать искусство. То, что Брэнуэлл не стал студентом, возможно, даже не послал это письмо, представлялось Дафне жизненной неудачей, которая нашла в дальнейшем зеркальное отражение в неуспехах Симингтона. Тот так и не написал книгу о Брэнуэлле Бронте, не доказал, что Т. Дж. Уайз подделал подпись Шарлотты Бронте на хрониках Ангрии, написанных в детстве Брэнуэллом, или подпись Эмили на его стихах. Симингтон даже не отправил Дафне письмо или посылку, в которую его надлежало вложить: возможно, он решил или подарить ей рукописи, или изложить в письме свои соображения. Все это пришлось делать вдове, но немалую роль здесь сыграл случай: она могла не заметить пакет в сумятице переезда, разбирая содержимое его обветшавшей библиотеки и кабинета.

Но каковы бы ни были намерения мистера Симингтона, его мотивы трудно было понять и из второй записки, по-видимому не имевшей непосредственного отношения к книжке в сафьяновом переплете, да и к Брэнуэллу Бронте как таковому. Дафна взяла этот листок бумаги и еще раз прочитала написанное мистером Симингтоном: «„Вопросы к самой себе“ — делайте с этим что хотите». Предположительно его послание относилось ко второй рукописи в посылке миссис Симингтон — небольшой заплесневелой тетради в кожаной обложке. Все, что она в себе заключала, было уничтожено обильной сыростью и плесенью. Первым побуждением Дафны было вложить загадочную записку вместе с погубленной тетрадью в посылку, которую она готовила для отправки в дом-музей Бронте, содержавшую книжку в сафьяновом переплете, а также рукописи стихов и писем Брэнуэлла, купленные ею ранее у мистера Симингтона.

Однако в последнюю минуту вслед за адресованной ей короткой запиской Симингтона она вытащила из посылки и маленькую тетрадь. Никому не будет вреда, если она сохранит это у себя, вернув все остальное в пасторский дом для изучения, каталогизации и предъявления миру. Но то, что она выложила, принадлежало ей, Дафне, и должно было остаться здесь, в Менабилли, — бессловесная книга в безмолвных лесах. Пусть она надежно покоится вместе с прочими призраками и тайнами.

Дафна встала, запрокинула голову назад и, подняв вверх руки, коснулась потолка кончиками пальцев. Потом вышла из писательской хибары, из тени на ослепительно яркий солнечный свет: сделав шаг вперед, она еще не могла рассмотреть того, что простиралось перед ней.



Джеральд Дюморье был другом Дж. М. Барри и сыграл Капитана Крюка и мистера Дарлинга в первой и последующих постановках «Питера Пэна».

Анджела Дюморье, старшая сестра Дафны, сыграла Венди в более поздней постановке «Питера Пэна».

Когда пятеро братьев Ллуэлин-Дэвис, вдохновившие Дж. М. Барри написать «Питера Пэна», осиротели в 1910 году, писатель усыновил их.

Выражение признательности

Хотя эта книга принадлежит к разряду беллетристики, она основана на подлинной истории. Как и наша современница, рассказчица в моем романе, я была полностью захвачена повествованием, с одержимостью шла по следу рукописей Бронте, следила за происходящим между Дафной Дюморье и Джоном Александром Симингтоном, как и она, рылась в катакомбах библиотечных архивов и букинистических магазинов, чтобы откопать утерянные или забытые письма, как и она, я родилась в Лавровой Сторожке в Хэмпстеде, совсем близко от могил семьи Ллуэлин-Дэвис на Черч-роу и дома в Кэннон-Холле, где прошло детство Дафны.


Рекомендуем почитать
Свои

«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.


Сны поездов

Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Три фурии времен минувших. Хроники страсти и бунта. Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик

В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.


На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.


Сёгун

Начало XVII века. Голландское судно терпит крушение у берегов Японии. Выживших членов экипажа берут в плен и обвиняют в пиратстве. Среди попавших в плен был и англичанин Джон Блэкторн, прекрасно знающий географию, военное дело и математику и обладающий сильным характером. Их судьбу должен решить местный правитель, прибытие которого ожидает вся деревня. Слухи о талантливом капитане доходят до князя Торанага-но Миновара, одного из самых могущественных людей Японии. Торанага берет Блэкторна под свою защиту, лелея коварные планы использовать его знания в борьбе за власть.


Духовный путь

Впервые на русском – новейшая книга автора таких международных бестселлеров, как «Шантарам» и «Тень горы», двухтомной исповеди человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть. «Это поразительный читательский опыт – по крайней мере, я был поражен до глубины души», – писал Джонни Депп. «Духовный путь» – это поэтапное описание процесса поиска Духовной Реальности, постижения Совершенства, Любви и Веры. Итак, слово – автору: «В каждом человеке заключена духовность. Каждый идет по своему духовному Пути.


Улисс

Джеймс Джойс (1882–1941) — великий ирландский писатель, классик и одновременно разрушитель классики с ее канонами, человек, которому более, чем кому-либо, обязаны своим рождением новые литературные школы и направления XX века. Роман «Улисс» (1922) — главное произведение писателя, определившее пути развития искусства прозы и не раз признанное лучшим, значительнейшим романом за всю историю этого жанра. По замыслу автора, «Улисс» — рассказ об одном дне, прожитом одним обывателем из одного некрупного европейского городка, — вместил в себя всю литературу со всеми ее стилями и техниками письма и выразил все, что искусство способно сказать о человеке.


Тень горы

Впервые на русском – долгожданное продолжение одного из самых поразительных романов начала XXI века.«Шантарам» – это была преломленная в художественной форме исповедь человека, который сумел выбраться из бездны и уцелеть, разошедшаяся по миру тиражом четыре миллиона экземпляров (из них полмиллиона – в России) и заслужившая восторженные сравнения с произведениями лучших писателей нового времени, от Мелвилла до Хемингуэя. Маститый Джонатан Кэрролл писал: «Человек, которого „Шантарам“ не тронет до глубины души, либо не имеет сердца, либо мертв… „Шантарам“ – „Тысяча и одна ночь“ нашего века.