Дача на Петергофской дороге - [23]

Сцена переменяется.

Вот с правой стороны явилось четверо мальчишек. «Давай, давай!» — кричат они, махая кулаками. Выходят слева четверо других, одинакового роста. Сразились. Кулачные удары сыплются словно град с обеих сторон, но чаще теряются в воздухе, нежели попадают. Вдруг один из мальчиков громко завизжал: товарищи его смутились. «Отдай, отдай», — кричат все четверо — и ударились бежать.

Выходят к ним на помощь трое удалых юношей. Но и с другой стороны являются защитники большого роста, — и юноши свалились, как скошенные колосья. Выбегают новые заступники, те остановились, и оба ряда бойцов стоят и глядят друг на друга: ноги их неподвижны; они качаются на чреслах и, собираясь с силами, метят, где ловчее ударить соперника. «Теперь пойдет драка не на шутку, — говорил народ. — Постойте, братцы, скажите прежде, как будете играть? Лежачего бить или нет?» — «Нет», — закричали бойцы. «Начинайте же!»

Пустились в бой; удары редки, сухи, тверды: то в челюсть, то в лоб, то в бока, то в грудь высокую. Кость об кость то и дело ударяет, но не слыхать ни жалоб, ни стенания: только слышно какое-то глухое кряхтенье, похожее на однозвучный шум топора, рубящего деревья.

Вот один справа отступил на шаг; соперник вперед; пятится второй; противник на него. Правая сторона слабеет, а та дружно подается вперед. «Наша взяла!» — закричали на левой. «Нет, нет!» — отвечают другие, и целая шайка справа кинулась сражаться.

Народ гудет и во все глаза смотрит на борьбу. С обеих порой валятся избитые плечистые бойцы. Тут два древлянина ринулись на падшего и стали его топтать и бить без пощады. «Не та игра, — закричала толпа, — лежачего не бить! Таково было условие!» Шум и крик поднялись кругом. «Лежачего-то и бить», — возразили древляне. Тогда со всех сторон бросились на них, вытащили их из круга и покатили вниз с горы. Шайка древлян вступилась было за них, но вмиг отражена киевлянами. Последовало минутное молчание, но опять живее начался бой.

Вдруг богатырского роста муромец, который сначала неподвижно взирал на драку и только быстрыми глазами как будто подстрекал то одних, то других, решился и пошел на помощь одоленной стене борцов. «Стойте! — закричал он побежденным. — Стойте и смотрите!» Вот он подвигается вперед, как каменометница в осаде, засучивает кулаки и вызывает на бой целую шайку. Как победители увидели известного своею силой муромского бойца, страх внезапно заменил спесь. Живая стена колеблется, однако ж стоит; вдруг повернулись все, ударились бежать и скрылись в толпе зрителей. Муромец же остался на поприще один; поглаживая усы и бороду, глядит вокруг себя и тщетно ожидает новых соперников.

Зрители твердят меж собой: «Поворотлив! силен! молодец!» Одно имя на всех устах. Все лица, все движения выражают ему хвалу и славу.

— Ай да муромец! — закричал Игорь. — Подавай, — сказал он любимцу своему Мстиславу, — подавай свою кунью шапку, и вы, новогородцы, выньте из-за пазухи чего-нибудь молодцу: ну добро! расстегнитесь, не жалейте! — И, обратясь к победителю, князь продолжал: — Вот тебе дар за удальство твое! Люблю, люблю! словно каменьями их закидал. Туча было поднялась, да где ни взялся вихорь — и тучи не стало. Так-то и мы с тобой, друг Свенельд, только бы пуститься, врагов всех раскрошим и разгоним.

— Увидим, — говорили между собою мужики области древлянской, оскорбленные унижением своих одноземцев, — увидим! Как бы тебя не раскрошить? Ведь ты не Олег! — и, приговаривая ругательные слова, подошли опять к медовым котлам, черпнули еще в них и, пихая вправо и влево кулаками, стали продираться сквозь толпу.

— Не пускай их, — сказал князю Мстислав, — ведь они тебе понадобятся на сходке.

— Пускай их идут, — отвечал Игорь, — волка как ни корми, а он все в лес глядит.

— Смотри, князь, как бегут и пихают, не поклонясь тебе, — сказал Свенельд, — и спасибо не скажут!

— Э! боярин! — возразил старый полянин, — еще теперь, слава Бел-богу, они людьми глядят; а спроси-ка у наших старух, что от них прежде бывало. Как эти гости жаловали на наши сельские игрища, так у отцов из хоровода дочерей крали; беспрестанно от них набег на наши поля, то и дело разбой да пакости.

— Ну уж и мы сегодня хорошо их угостили, — сказал Игорь, захохотавши громко, — не могу вспомнить, как они полетели с холма! Если они с той поры кубарем катятся, то, чай, давно к своим дверям привалили. Да что и вы, друзья варяги, не потешите дух усопшего? Обнажите-ка мечи аль пуститесь побороться: ведь и вы на то горазды, еще их научите!

— Князь! поздно, уж наши почти все разошлись. Посмотри, они там толкуют под холмом, да вон и пошли к городу; видно, дело задумали. Семка, и мы к ним пойдем. Поздно, поздно, пора кончить игрища, уж смеркается; там за лесом, вот, видите, уже месяц серебрится…

— Куда спешить? — возразил сын Рюрика и начал лениво растягивать руки… — Да где Свенельд?

— И он с ними пошел, — отвечал варяг.

— Пойдем же к нему, да велите пирога, меду да пива ведро отнести к маме-старухе, да скажите ей, чтоб пришла сказки сказывать. Пойдемте! У меня, старики, у самого теперь что-то вертится на уме! Услышите! Дайте срок, и мое время прогремит!