Дача Долгорукова (хроника пятидесятых) - [55]

Прибыли в Питер в воскресенье (и зачем было торопиться?),

невыспавшиеся, усталые. Суматоха, суетня со сдачей походного инвентаря, и - домой.

Позже, через несколько дней, ребята дали еще два концерта: в ДК моряков и в портовой поликлинике.

А на одном из школьных собраний говорили об их походе. Хвалили их. Награждали грамотами и книгами. Присутствовали представители пароходства. Один из руководителей, инструктировавший их когда-то перед походом, сказал целую речь. Руководство пароходства сделало вывод, что поход проведен удачно.

- И главное, что "хозяйство не отморозили", - с места сказал Володя Бойцов (наш Аркаша Кукушкин был в своем репертуаре).

Ребята негромко рассмеялись, а докладчик его слова, повидимому, не расслышал.

"СОБАЧЬИ" ВАХТЫ

Не знаю, кому как, а мне нравятся вахты с нуля до четырех и с двенадцати до шестнадцати. Днем - суматошные, а ночью спокойные, они являются своеобразным средством для успокоения нервной системы, настраивают человека на философский лад, склоняют к размышлениям. Днем- то не очень поразмышляешь, особенно неподалеку от берега, когда идешь узкостями, там, где часты изменения курса. Там уж не до размышлений: успевай следить за картушкой да быстро и четко исполнять команды вахтенного штурмана. А он сам, бедняга, в поте лица бегает по мостику: то на левое крыло, то на правое, то в рубку. Достается ему за четыре часа вахты. В такие минуты на мостике чаще появляется да и дольше обычного задерживается сам капитан. Из матросов на ходовых вахтах обычно стоят двое: один - на мостике, другой - на палубе, помогает боцману в его работе, но по первому зову с мостика бежит наверх. Через два часа, как правило, (а когда - через час) они меняются. Дело в том, что в узкостях приходится стоять на руле, а все четыре часа подряд отстоять слишком утомительно. Зато в открытом океане... У руля стоять не надо - включается автопилот, а матрос смотрит вперед, либо по указанию штурмана занимается наведением порядка на мостике.

Хуже всего - в тумане. Идешь тихо: малым, в лучшем случае, средним, а в густом тумане (особенно характерно для Ла-Манша) - даже самым малым, как слепые, наощупь. Вокруг сплошная пелена тумана, ничего не видно. Поэтому суда дают время от времени предупредительные гудки, а на носу и корме выставляется по матросу, которые ежеминутно бьют в рынду и (на корме) колотушкой в бронзовое било. Про них говорят, что их поставили "метлой разгонять туман". Вот так, с постоянным звоном и гудками, движется теплоход в тумане. То слева, то справа, то прямо по курсу (реже - вдогонку, с кормы) раздаются такие же сигналы с других судов. А туман бывает настолько плотным, что вздрогнешь, когда неожиданно над самым ухом раздастся звук сирены с проходящего совсем рядом судна.

Ночью в тумане и того хуже. Огни сквозь туман не пробиваются. Идешь, как в большом-большом мешке - ничего не видно вокруг. Штурман то и дело в локатор смотрит, а там: вот где ясное тропическое небо со множеством незаметно перемещающихся звезд. Эти звезды обозначают предметы в море и по береговой линии. В основном - это суда. Такие же горемыки, как и мы. Машинная сущность их горит нетерпением развить скорость, корпус напряжен в ожидании этой скорости. Вахта тоже напряжена. И как только первые порывы легкого ветерка начинают делать просветы в туманной пелене, и она постепенно становится похожей на рваные облака, все как будто оживает. Машина, корпус, люди...

А в нормальных условиях ночные вахты ( а именно они-то и зовутся "собачьими") прекрасны.

После ужина, если не "крутят" кино и нет общественных заморочек, можно

заняться наведением порядка в каюте, посидеть в читальном зале или просто поспать, все равно в двадцать три тридцать разбудят. Заправка койки, легкая зарядка, умывание и - на мостик. Обычное: вахту сдал, вахту принял...

"Собачья" вахта - вахта второго штурмана, грузового помощника капитана, судоводителя, прошедшего три ступени штурманской лестницы. Следующая ступенька - старпом, а затем - высшая на судне - капитан, хозяин судна, или, как зовут капитанов дальнего плавания - мастер.

Мне "собачьи" вахты довелось стоять с интереснейшим человеком. Анатолий Андреевич, а для бывалых матросов, если вне службы - просто Андреич, был опытным специалистом и хорошим собеседником. Много знал интересного. Умел рассказывать, не заливая, и слушать, не перебивая. Как всякий полный человек, он отличался доброй душой и спокойным нравом. Было в нем что-то от Карлсона, частенько в разговорах прорывались мальчишеские нотки восхищения чем-либо. За словом в карман никогда не лез, четко реагировал на шаржевые намеки в отношении своей личности и сам мог разыграть товарища, если это, конечно, не касалось службы. В экипаже его уважали и любили. Неугомонный кок-пекарь Саша Матин при встрече с ним не упускал случая подтрунить:

- Андреич, я все хотел спросить...

- Чего?

- Каюту второго, что, правда, собираются оборудовать в первой надстройке?

- Не понял. Из каких соображений?

- Ну, тебе, наверное, тяжело спускаться вниз, переходить из одной надстройки в другую, подниматься в рубку... с таким животом-то?..