Да здравствуют шесть пенсов! - [6]

Служанка покраснела.

— Я знаю ее походку, — пробормотала она.

Сэр Эдвард поспешно вышел из кухни. Марта оказалась права. Магдален Воэн как раз достигла нижней ступени. Она с надеждой посмотрела на сэра Эдварда.

— Пока ничего определенного, — ответил тот на ее взгляд и поинтересовался:

— Вы случайно не знаете, какие письма получила ваша тетя в день смерти?

— Они все на месте. Полиция, разумеется, их уже просмотрела.

Они прошли в сдвоенную гостиную. Магдален, выдвинув нижний ящик комода, достала большую сумку из черного бархата со старомодной серебряной застежкой.

— Это тетина, — пояснила она. — Оттуда никто ничего не вынимал. Я проследила.

Поблагодарив ее, сэр Эдвард принялся выкладывать на стол содержимое сумочки. Оно было по-своему примечательным и вполне типичным для пожилой эксцентричной леди.

Там было немного серебряной мелочи, два засохших печенья, три газетные вырезки, касающиеся Джоан Сауткотт,[4] перепечатанный откуда-то бездарный стишок о безработных, выпуск «Альманаха старого Мура»,[5] большой кусок камфары, очки и три письма. Одно — практически неразборчивое — от какой-то «кузины Люси», во втором конверте — счет за починку часов, в третьем — воззвание очередного благотворительного общества.

Сэр Эдвард очень внимательно прочел их, сложил все обратно в сумочку и со вздохом протянул ее Магдален.

— Благодарю вас, мисс Магдален, но боюсь, это ничего не дает.

Он поднялся, отметив про себя, что из окна прекрасно видны ступени парадного, и взял руку Магдален в свои.

— Вы уже уходите?

— Да.

— Но… все будет хорошо, ведь правда?

— Ни один представитель закона, — торжественно произнес сэр Эдвард, никогда не позволит себе столь поспешных выводов.

После чего откланялся. Выйдя из дома, он в сильной задумчивости двинулся по улице. Разгадка была где-то рядом и, однако, все время ускользала от него. Чего-то не хватало — какой-то крошечной детали, которая подсказала бы нужное направление.

На его плечо опустилась чья-то рука, и сэр Эдвард вздрогнул. Это оказался Мэтью Воэн, запыхавшийся от быстрой ходьбы.

— Сэр Эдвард, — отрывисто произнес он, — я хочу извиниться. За мое отвратительное поведение. Боюсь, характер у меня не из лучших. Ужасно благородно с вашей стороны заняться всем этим. Ради Бога, спрашивайте что хотите. Если я могу чем-то помочь…

Однако сэр Эдвард словно оглох, и взгляд его странно замер — правда, не на Мэтью, а на чем-то за его спиной.

— Э… так если я могу чем-то помочь, — повторил изрядно удивленный Мэтью.

— Вы уже помогли, мой друг, — заявил сэр Эдвард, — остановив меня на этом самом месте. Благодаря вам я обратил внимание на то, чего в противном случае попросту бы не заметил.

Он показал на маленький ресторанчик на противоположной стороне улицы.

— «Двадцать четыре дрозда»? — озадаченно переспросил Мэтью.

— Именно.

— Название, конечно, странное, но кухня вполне приличная, как мне кажется.

— Проверять не рискну, — отозвался сэр Эдвард. — Однако, мой юный друг, при том, что мое детство кончилось даже раньше, чем началось ваше, стихи из него я помню лучше прочих. Если не ошибаюсь, в оригинале это звучит так: «Да здравствуют шесть пенсов, рожь, льнущая к ноге, и двадцать четыре дрозда в пироге…» — и так далее. Впрочем, остальное нам уже не важно.

Он резко развернулся.

— Куда вы? — робко спросил Мэтью Воэн.

— Снова к вам в гости, друг мой.

И он зашагал вспять, не обращая внимания на озадаченные взгляды своего спутника. Войдя в дом, сэр Эдвард направился к комоду, вынул оттуда бархатную сумочку и многозначительно посмотрел на молодого человека.

Тот нехотя вышел из комнаты.

Сэр Эдвард высыпал из сумочки на стол серебряную мелочь и одобрительно кивнул. Да, память его не подвела.

Оставив мелочь на столе, он что-то вынул из сумочки, и, спрятав в зажатой ладони, позвонил в колокольчик.

На звонок явилась Марта.

— Если я не ошибаюсь, вы говорили, что немного повздорили с хозяйкой из-за какого-то нового шестипепсовика.

— Да, сэр.

— Ага. Но странная вещь. Марта: среди мелочи нет нового шестипенсовика. Я нашел два, но оба они старые.

Марта ошеломленно смотрела на него.

— Вы понимаете, что это значит? Кто-то приходил в дом тем вечером кто-то, кому ваша хозяйка отдала этот шестипенсовик… Думаю, взамен она получила вот это…

Он стремительно вытянул руки и разжал пальцы, на ладони его лежал листок со стишками про безработицу.

По лицу старой служанки он сразу все понял.

— Все кончено. Марта. Сами видите — главное мне известно. Теперь вы спокойно можете рассказать все остальное.

Она тяжело опустилась на стул. По ее лицу побежали слезы.

— Я правда не услыхала сразу… звонок почти и не звонил. Но я все-таки решила сходить посмотреть на всякий случай. Я подошла к двери гостиной в тот самый момент, когда он ее ударил. Перед ней на столе лежали свернутые в трубочку пятифунтовые банкноты — из-за них-то он это и сделал, не побоялся — подумал, будто она одна в доме, раз сама открыла дверь. Я даже кричать не могла от ужаса.

Меня будто паралич разбил… а потом он обернулся. Мой мальчик.

Он всегда был трудным ребенком. Я отдавала ему все деньги, какие только могла. Он уже дважды был в тюрьме. Он, наверное, пришел ко мне, а хозяйка, видя, что я не иду, открыла сама, и он, верно, от смущения показал ей эту брошюрку, какую дают безработным. У хозяйки… у нее всегда было доброе сердце — она, наверное, велела ему войти и дала тот самый шестипенсовик. И все время на столе лежали деньги. Они были там, еще когда я приносила ей сдачу. И тут бес попутал моего Бена. И он… он убил ее.