Да здравствует карнавал - [8]

— Все, все, — миролюбиво сказал Олег.

Начало бала было строго регламентированным ритуалом. Дамы и кавалеры выстроились попарно в два рада и склонились перед бароном.

Олег подошел поближе, взял приготовленный для почетных гостей стул, взобрался на него, скинув предварительно туфли, и с этой верхней точки начал съемку. Супруга бургомистра глянула на него с ужасом, но бургомистр одернул ее.

Барон взял с подноса, поднесенного Клаусом, белоснежный платок, поднял руку и взмахнул им. Тотчас заиграла музыка, танцоры начали поклоны в сторону барона, почетных гостей и друг друга. Олег снимал все это, стоя на стуле.

Барон улыбался с надменной благосклонностью, испытывая самые противоречивые чувства. Он был горд тем, что является господином бала, что эти мужланы кланяются ему и исполняют все его повеления, но сама спесь этих городских выскочек глубоко возмущала его, вызывая гнев и раздражение. Его оруженосец уже подмигивал кому-то из молодых девиц, быстро пьянея от обилия почестей.

Поклоны закончились, и начался собственно танец, тяжелый и церемонный средневековый гавот, не очень-то отличающийся от предваряющих его поклонов.

Марина и Паулиц стояли в стороне, у колонн.

— Мне это не кажется веселым, — призналась Марина.

Паулиц усмехнулся.

— Конечно, это же парад чести! Не беспокойтесь, позже все оживится и вы получите веселье. Вы еще не передумали танцевать со мной?

— Конечно, нет, — сказала Марта, глянув на него с вызовом. — Я хочу этого!

Паулиц почтительно склонился перед нею, скрывая свое волнение. Эта иноземная красавица вела себя совсем не так, как знакомые ему девушки, и в этом была тайна ее обаяния.

— Много веселья будет на карнавале, — сказал Паулиц, распрямившись. — Вы не пожалеете, что приехали к нам, госпожа.

— Я надеюсь на это, — сказала Марина, продолжая смотреть на него с вызывающей многозначительностью.

Это совсем смутило геймбурга, и он поспешил перевести ее внимание на другой объект.

— Посмотрите, как кривится барон!

Барон Эрик фон Розенден по-прежнему снисходительно улыбался, но теперь в глазах его искрилось холодное бешенство, которое он и не пытался скрыть. Оглядевшись вокруг, он заметил Сашу Горелова и подозвал его пальцем. Ему был нужен собеседник, кто бы мог его понять.

— Обратите внимание, мессир, как неуклюжи эти свиньи, — с усмешкой произнес он.

Саша согласно улыбнулся, но не потому, что заметил в движениях танцоров неуклюжесть, а лишь чтоб угодить свирепому барону.

— Они еще только учатся быть людьми, ваша честь, — сказал он при этом.

Барон весело рассмеялся, найдя в этом выход своему раздражению.

Неподалеку стоял на стуле Олег Коркин и накручивал механический завод своей кинокамеры. Эпизод не вызывал в нем творческого вдохновения, и он демонстрировал это выражением глубочайшей скуки на лице. Даже веселый смех барона вызвал у него не более, чем зевок.

— У вас какое-то странное отношение к барону, Густав, — сказала Марина своему собеседнику. — Вы что, не любите его?

Паулиц посмотрел на нее изумленно и рассмеялся.

— Люблю? Известно ли вам, милая госпожа, что этот самый барон фон Розенден каких-то восемь лет назад взял наш город штурмом и разграбил его?

— Какой ужас! — сказала Марина. — А вы его так принимаете?

Паулиц пожал плечами.

— Да, увы… Герцог его простил и приблизил к себе. И все же он ненавидит нас столько же, сколько и мы его.

Марина задумчиво повернула голову, разглядывая танцующих дам и кавалеров, почетных гостей, тучных, солидных, разукрашенных, Сашу, присевшего на стул и склонившегося над своей записной книжкой, барона с сатанинской усмешкой на лице. Все это показалось ей каким-то диковинным спектаклем, комедией абсурда, в которой у нее самой была роль, идущая вразрез с ее внутренними побуждениями. Наверное, она устала от экзотики, и ей захотелось простых человеческих чувств.

Она подняла голову на Паулица и спросила:

— Густав, я нравлюсь вам в этом платье?

Тот сдержанно улыбнулся и отвел глаза в сторону.

— В нем вы настоящая королева, госпожа. Но ведь завтра вы все равно наденете свою мужскую одежду, не так ли?

— Нет, — сказала Марина с улыбкой, — если вам нравится, то я буду одеваться только так. Когда мы будем танцевать?

Паулиц радостно улыбнулся. Именно в этот момент оркестр сменил музыку, и танцоры стали выстраиваться для следующего танца.

— Немедленно, — сказал он, подал ей руку, и они пошли занимать свое место в ряду танцующих.

Ночь средних веков

На Тиммесдорф опустилась ночь. В ярком лунном свете по тихим улицам прошла ночная стража, топая сапогами и побрякивая оружием. Пробежал, прячась в тени, какой-то человек, кутаясь в плащ.

И вот со скрипом и скрежетом подъехала к одному из домов в районе проживания богатых горожан неуклюжая карета с фонарем на подвеске. Двое слуг соскочили с запяток, и один из них стал стучаться в дверь дома, а другой открыл дверцу кареты.

Дверь отворилась, и испуганный хозяин с фонарем выглянул наружу.

— Кто здесь? Что вам надо, господа!..

— Поди сюда, Эммерих, — донесся из кареты женский голос.

— О, Господи, — пробормотал хозяин, выбегая к карете, — ваше высочество, вы ли это?..

— Тихо, дурак, — ответила ему женщина из кареты. — У тебя никого нет из посторонних?