Да, Смерть!.. - [17]

Шрифт
Интервал

Уже и так все, кому надо и, в особенности те, кому не надо бы этого, на самом-то деле, знать, знают или желают искренне знать, как впрочем и считать, что Скворцов — либо человек сложный, либо он просто шизофреник, либо там истерик, либо ещё какой-нибудь там типичный и столь же клинический случай чего бы то ни было.

Обязательно типичный (а то как же?!) и непременно клинический.

Что, зайки, хочется очень стеночку поставить, чтобы отгородиться от всего этого? Хуй там, мои милые. Без мазы, ребятушки. Как не крути, а я — лишь один из вас. По другому и быть не может. Варианта у вас тупо два:

1) Вас не устраивает считать меня высшим над вами существом. И вы начинаете делать вид, что я вообще нечто другое. Я и случайность, и ошибка Природы, там, и кто угодно, но нечто принципиально иное, чем вы. Это принципиально для вас, потому что иначе выходит, что я прав, говоря, что вы — всего лишь мои отражения, и это так только потому, что я по Слабости собственной, свойственной одноврЕменно с Силой любой божественной субстанции, это допускаю. То есть, если не отгораживаться от меня, не проводить чёткую грань между вами, якобы нормальными людьми, и мною, сумасшедшим, то выходит, что я прав, как правы и вы, все мои иллюзорные части. Прав уже потому, что самым подлым на ваш взгляд образом не отрицаю и любой из ваших правот. (О, да, правот! Почти «блевот». «Скажите, вы — поэт? — О, нет…»)

2) Посыл тот же. (То есть, в сущности, тоже на хуй, но на иной… гм, манер.) Вас не устраивает считать меня высшим над вами существом. И вы начинаете делать вид, что я и вовсе не человек и не имею с вами ничего общего. И всё, что применимо к вам, неприменимо ко мне и наоборот. То есть я просто такая больная и бедная, по сути, достойная всякого сострадания, нервная, вконец пизданувшаяся от нервного напряжения обезьянка. И я, повторяю, не то, что не высшее существо, но даже не равное вам по разуму. Ибо что есть, блядь, Разум, как не умение, блядь, «рассудку страсти покорять»? И вот вы приходите к выводу, что надо деловито и спокойно мне просто объяснить, что я такой же как вы, в принципе, но вот там у меня было детство трудное и так далее.

Кстати, о фрейдизме. Это не у меня было трудное детство, а у него. И не у вас. А именно у него. Иначе — авторами теории либидо, — которая, кстати, в основном разработана вовсе не Фрейдом, блядь, невежды ёбаные, а учеником его Карлом Юнгом, о чём Фрейд, кстати, пишет в своей работе «Я и Оно» и там же, кстати, досадует, что ему какую-то хуйню приписали, — были бы вы.

Остаётся только открытым вопрос, для чего у него было трудное детство. То есть, что есть следствие, а что — причина. С точки зрения линейной концепции времени, да, причина возникновения фрейдизма — это детство Фрейда и его отношения с девочками, начиная с «евойной» матушки. Но вы бы уж лучше сначала поговорили с современными физиками, а они-то уж о линейности/нелинейности времени побольше не-физиков знают. Хотя, конечно, всегда можно сказать, что те из них, кто особенно воодушевленно будет дискутировать о нелинейности времени, наверняка всё детство продрочили хуйки свои детские на мамок, да на старших сестёр.

Объясняя мне во имя спасенья себя от несомненной моей правоты, что я такой же мудак, как и вы, вы неизменно начинаете расшифровывать общее для нас обоих (меня и вас) понятие «мудак». И для этого начинаете натурально рассказывать мне, о том, какие же вы мудаки, неизменно приговаривая «как и ты, собственно», «как и у тебя, надо полагать», «согласись». Да не согласен я! Да не так у меня! А у вас всё так только потому, что на самом деле у вас всё, как у меня, только вы всё себе врёте. Я тоже себе вру, да, согласен. Но я же знаю, что я себе вру. А вы не знаете, что за всю свою так называемую взросло-зрелую жизнь не сказали ни слова правды даже самим себе.

Так и выходит, что мы похожи только в одном, но этим вообще кто угодно похож на кого угодно, и даже что угодно похоже на что угодно.

Так например, я вру себе, что я человек.

И вы врёте себе, что вы люди…

Многозначно? Софистика? Ничего опять не понятно? Ну так я же предупреждал вас, что мы не одно и то же. Мне вот, например, всё понятно.

12

Я тут почитал + — гранки романа своего «Я» с подзаголовком «клаустрофобическая поэма» и опять позавидовал сам себе. Это произошло потому, что даже игра в печатный текст производит большее впечатление, чем самый что ни на есть текст рукописный, ежель даже и писан он сразу в компьютер.

И причина того, что ни A ни даже E не приемлют (о Марковском уж и не говорю) идеи не то, чтоб уж и исключельно (не опечатка! (прим. гур)) моей, в плане всеобщего «Я», состоит only в том, в чём состояла также причина органического неприятия насильно вводимых на русской кухне Первым Петром салатов. Не могли нормальные русско-татары (а не монголы вовсе, в чём здесь согласен я со Львом Гумилёвым) представить себе, как это возможно: жрать горох, не щедро наваленный в ржавую миску один к одному (в смысле, к зёрнышку) и неразмельченный картофель (за глаза называемый в оное время «чёртовым яблоком») в, соответственно, отдельной ж посуде, а за раз и то и другое сразу, да и к тому же не в виде попеременного зачёрпывания из двух разных куч, а скрупулезно, как это свойственно «немцам», смешЕнный друг с другом. Вот и всё. И не хуй тут ничего уж боле изобретать! В этом-то вся и проблема.


Еще от автора Макс Гурин
Новый Космос

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Новые праздники

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Душа и навыки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Космос

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Псевдо

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Я-1

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.