Да сгинет день... - [75]

Энтони слегка откашлялся.

— В ту ночь, — начал он, — в ту субботнюю ночь... или, вернее, в то воскресное утро, когда Босмен явился ко мне, я был не один.

Тэрнер сильно затянулся сигаретой.

— Я был не один. У меня был гость — мой брат.

Энтони поднялся и подошел к окну. На подоконнике стоял глиняный кувшин. Энтони налил немного воды в стакан, стоявший рядом.

— А теперь, прежде чем я стану рассказывать дальше, разрешите мне, пожалуйста, задать вам один вопрос. — И он внимательно посмотрел на Тэрнера.

— Да, пожалуйста. — Тэрнер выжидающе глядел на Энтони; и голосом и всем своим видом он старался подбодрить его.

— Если бы вы находились на пороге своей карьеры, если бы чувствовали, что у вас имеются возможности преуспеть в своей области, продвинуться по общественной лестнице, завоевать уважение своих коллег и друзей, если бы вы всю жизнь стремились к этому и вдруг увидели, что перед вами приоткрываются желанные врата и похоже, что они откроются еще шире, — стали бы вы, я вас спрашиваю, кричать направо и налево о том, что может навсегда закрыть для вас эти врата, запереть их на засов и замуровать? — По мере того, как Энтони говорил, голос его звучал все громче и громче. — Так стали бы или нет?

— Конечно, нет, — сказал Тэрнер, изумленный и крайне заинтересованный.

— Да, конечно, не стали бы. Ну, а вот моя судьба складывается иначе. Похоже, что мне придется захлопнуть дверь в жизнь перед самым своим носом. — Он глотнул воды. — Видите ли, если бы много лет назад, когда я только начинал работать в своей области, я оповестил бы весь мир о том что у меня есть брат, я никогда не достиг бы того, чего я достиг. Во-первых, меня никогда бы не взяли в ту фирму, где я сейчас работаю. Да и общество никогда не открыло бы для меня своих дверей. Я не скажу, что я многого достиг, но и то немногое, чего я добился, было бы для меня недосягаемо, объяви я на весь свет, что...

Голос его замер. Резким движением он вдавил недокуренную сигарету в пепельницу.

Тэрнер глядел на стоявшего перед ним молодого человека. Умные синие глаза, красивые густые брови, каштановые, слегка вьющиеся надо лбом волосы, аристократический нос, хорошая фигура, мужественный, благородный вид. И он с удивлением думал, какая же тайна бросила тень на эту жизнь — тайна, способная, как видно, привести к трагедии.

—У каждого из нас есть свои тайны, — успокоительно сказал он.

— Но у меня тайна не совсем обычная. Дело не в том, что мой брат жулик, каторжник или вор. Хоть это говорю я, а не посторонний человек, — брат мой принадлежит к числу благороднейших людей на свете. И тем не менее он совершил преступление. Это же преступление совершил и я. Нам нельзя было родиться. Дело в том, что мой брат... — голос его упал до шопота, — цветной.

Тэрнер всем корпусом подался вперед, приоткрыв рот от удивления.

— Что вы хотите этим сказать? — не веря своим ушам, спросил он.

— То, что я сказал. Мой брат цветной. И, следовательно, я тоже. Ведь у нас одна мать и один отец. — Энтони как-то глупо хихикнул. — Отец-европеец и цветная мать. Вся разница в том, что у моего брата кожа темная — настолько темная, что никто не может ошибиться на этот счет.

Вот теперь он все сказал. Энтони опустил глаза в землю.

Тэрнер побледнел.

Энтони взглянул на него и пожал плечами. Он сомневался сейчас, правильно ли он поступил. Но так или иначе, дело сделано.

— Удивлены? — спокойно спросил он. Тэрнер тотчас взял себя в руки. — Вы единственный человек, кому я когда-либо об этом говорил.

— И дальше меня это никуда не пойдет.

— Если, конечно, нам не придется вытащить это на свет в суде, — добавил Энтони. — А теперь, когда я освободился от этой тяжести, вы, должно быть, понимаете, почему я не был до конца откровенен. Если показания брата будут необходимы для моего оправдания, оправдание явится моим приговором.

Он закурил новую сигарету и вкратце поведал Тэрнеру историю своей жизни. Он рассказал о том, кто его отец, из какой семьи. Описал, какое влияние имела на отца честолюбивая мать. Рассказал и о Рэн. Он, повидимому, говорил уже больше часа, когда, наконец, дошел до посещения Стива и трагической смерти Босмена.

Все это время Тэрнер сидел и с величайшим вниманием слушал его.

— Друг мой, — сказал он, я вам от души сочувствую. Вы не пытались уйти от трудностей. Ваше признание поможет мне лучше вести ваше дело, вложить в него всю душу и умение.

И они принялись обсуждать, как строить защиту, учитывая драматические обстоятельства, о которых поведал Энтони.

Вернувшись к себе в контору, Энтони написал Стиву, чтобы он приехал в Кейптаун, по крайней мере, дня за два до начала процесса.

L

— Мне вручили сегодня утром письмо от адвокатов Рональда, — сказала Рэн. — Примерно через месяц я получу окончательный развод.

Дело было вечером, накануне суда; Энтони и Рэн гуляли по берегу моря.

Энтони взял Рэн за руку.

— Ты не жалеешь об этом? — прошептал он.

Он крепко сжал ее пальцы. И сразу почувствовал себя счастливым.

— Ты даже не представляешь себе, что́ ты для меня значишь, — с чувством добавил он.

— Кажется, представляю. Я буду завтра с тобой, мой хороший. Я пойду в суд и постараюсь сесть поближе к тебе.