Да сгинет день... - [74]

— Да, конечно, но как я уже говорил вам, многие, независимо от ваших достоинств и недостатков, будут вам сочувствовать, ибо Босмен не имел никакого права врываться к вам в такой час. Неприкосновенность жилища кажется чрезвычайно важной обывателям. К тому же... я не намерен льстить вам, но ваша внешность должна понравиться присяжным. Вот как обстоит дело.

Энтони смущенно улыбнулся, а про себя подумал, как отнеслись бы к нему присяжные, если б узнали правду.

— Так что нам, пожалуй, лучше иметь присяжных. А теперь о другом: что́ вы так упорно не хотели показывать Босмену, если, конечно, у вас было что скрывать? — Тэрнер помолчал, глядя в окно. — Советую вам как следует все обдумать и завтра в половине третьего зайти ко мне.

Не говоря ни слова, Энтони поднялся. Он уже дошел до двери, когда Тэрнер окликнул его.

— Нам, безусловно, помогут показания Джин Хартли, — сказал он‚ — но надо еще, чтобы присяжные поверили, что она не была у вас.

— Она никогда у меня не была.

— В таком случае ее показания опровергнут заявление Босмена. Но суд может решить, что Босмен спутал голоса и у вас была какая-то другая женщина. Вспомните про окурки и чай!

Пронзительные серые глаза сверлили Энтони.

— Какая ерунда! — быстро пробормотал он. — Ну неужели я бы оставил дверь квартиры незапертой, если бы со мной была женщина! Специально, что ли, я стал бы это делать!

— Это, конечно, довод, но не очень убедительный. Ведь время-то было за полночь — в такую пору не ждут гостей. К тому же, когда человек взволнован и разгорячен, он не всегда бывает осторожным.

Энтони пожал плечами.

— Надо будет мне повидаться с мисс Хартли, — продолжал Тэрнер.

— Не думаю, чтобы она оказалась хорошим свидетелем, — сказал Энтони, — после всей этой истории у нее порядком расшатались нервы. Но она скоро сама к вам явится. Она приезжает из Дурбана и будет здесь дня через три.

— В любом случае мне необходимо повидаться с ней. И ей придется со мной встретиться.

— Ей послана повестка. Водители ее, естественно, страшно расстроены тем, что ей придется давать показания.

— Знаю. Хартли сам был у меня. Интересовался, нельзя ли как-нибудь обойтись без нее. Я сказал ему, что если ваше дело не будет прекращено, нам без нее не обойтись.

Энтони утвердительно кивнул головой.

— Я буду у вас завтра днем, — сказал он.

Всю эту ночь Энтони мучительно думал над возникшей перед ним проблемой. Если бы жизнь его была обычной, ему ничего бы не стоило представить своим защитникам, а позже и присяжным единственного свидетеля, от показаний которого зависел исход процесса. Но при существующем положении вещей нечего было и думать привлечь к делу Стива.

Очень хорошо, если на суде защите не придется прибегать к доказательствам. Но об этом будет известно только после решения судьи относительно заявления Босмена. А пока не лучше ли сообщить Тэрнеру, как в действительности было дело? Не следует ли сказать ему про Стива? А также — почему он так долго скрывал то, что у него есть брат? Придется объяснить причину, побудившую его сделать такое заявление полиции; рассказать, чем объясняется столь резкая перемена в его поведении, почему он всех обманывал.

Почти всю ночь прошагал Энтони из угла в угол. Потом опустился на стул, обхватил голову руками и застыл, положив локти на стол.

Ему так хотелось заглянуть в будущее. Хотелось знать, потребуются ли показания Стива. Сказать все Тэрнеру — значит поставить под угрозу свое благополучие, ибо, хоть он и не сомневался в том, что Тэрнер будет молчать, знать-то он, во всяком случае, будет, а это уже само по себе мало приятно. С другой стороны, не сказать ему — значит предоставить весь процесс воле случая.

Что же ему делать?

Энтони не находил себе места, чувствуя, что бездонная пропасть разверзается у его ног.

На следующий день в половине третьего Энтони вошел в контору своего адвоката. Лицо его было сумрачно. Он вынул пачку сигарет и любезно предложил Тэрнеру. Они закурили.

— Я пришел к вам‚ — начал он, и в голосе его звучала смертельная тоска, — рассказать о величайшей тайне моей жизни. Зная ее, вам легче будет вести дело, хоть я и молю бога, чтобы вам не пришлось ее раскрывать. Но на всякий случай я решил рассказать вам все. Если вы не будете вынуждены ходом процесса сделать мою тайну достоянием гласности, можете ли вы обещать мне, что в таком случае не только никому ни словом не обмолвитесь о ней, но и постараетесь забыть о том, что я вам сейчас скажу?

Тэрнер поднял руку.

— Послушайте, — сказал он‚ — мне не нужны ваши признания, если, разумеется, они не способны помочь нам выиграть процесс. Надеюсь, вы меня поняли?

— Отлично. То, что я намерен вам рассказать, поможет прояснить дело. Это почти гарантирует признание моей невиновности. Но, предав гласности мою тайну, вы набросите тень на всю мою жизнь. А поэтому, прежде чем все вам рассказать, я и попросил вас дать мне такое обещание. Надеюсь, вы меня понимаете, мистер Тэрнер.

Губы старого адвоката чуть тронула улыбка. И от этой улыбки Энтони сразу почувствовал себя увереннее.

— Вот вам мое слово, — сказал Тэрнер.