Да сгинет день... - [25]

— Как ты, должно быть, сожалеешь, что женился на мне! — не удержалась она.

Он сделал нетерпеливый жест.

— Ведь я же не говорю этого, — возразил он.

Все эти годы его друзья словно и не замечали, что он женат на цветной. Но теперь личная жизнь Грэхемов сделалась в городке темой для пересудов, и сочувствовать их горю стало неудобно. Кроме того, повсюду велась оголтелая кампания против смешанных браков, и над теми, кто не обращал на это внимания, все издевались. Некоторые даже прозвали мать Боба «миссис Шорт-Кафрбути»[5]. Городские обыватели оглядывались на официальные действия школьного начальства. Как только обоих мальчиков исключили из школы, многим завсегдатаям «Орла» вдруг пришло в голову, что они, собственно, никогда не одобряли женитьбу Джорджа на цветной.

Как-то вечером Гундт снова заговорил с Джорджем о своих делах. Подсчитывая дневную выручку, он вдруг с бесстрастным лицом повернулся к своему бармену.

— Дела идут плохо, — сказал он.

— Во всей округе сейчас застой, — ответил Джордж, сочувственно посмотрев на хозяина.

— Вздор! Не рассказывайте мне сказки! Все мои клиенты ходят теперь в «Золотую звезду».

— Не все, мистер Гундт, очень немногие бывают там.

— Да, но барыши-то падают. Какие еще доказательства вам нужны? Бар больше не окупает себя.

Джордж перевел взгляд с Гундта на сейф, стоявший в углу конторы. Его хозяин сколотил себе изрядный капиталец. Купил фермы, владеет закладными и другими ценными бумагами, а если разобраться — кому он главным образом этим обязан, как не ему?

— Для меня жизнь тоже была нелегкой, — заметил Джордж.

Гундт сложил руки на животе и критическим взглядом смерил своего помощника.

— Очень жаль, Джордж, — сказал он. — Мне не хотелось бы, но придется сократить ваше месячное жалованье на пять фунтов.

Джордж отвернулся и стал вытирать прилавок.

— Ну, что вы на это скажете? — спросил Гундт. Он знал, какие бы слухи ни ходили по городу, ему будет трудно найти равноценную замену своему помощнику.

А Джорджу в припадке обиды очень хотелось отказаться от работы у Гундта. Но когда он подумал о том, каких денег потребует переезд в другой город, как трудно ему будет получить где-нибудь приличное жалованье, у него не хватило решимости.

— Ну, урежьте на три фунта, и дело с концом, — предложил он.

Гундт подпер рукой подбородок и стал прикидывать.

— Хорошо, Джордж, — сказал он наконец. — Так и порешим.

Когда хозяин уходил, Джордж пошел за ним и остановил его во дворе.

— Кстати, мистер Гундт, — спокойно сказал он, вероятно, вы знаете, что миссис Гундт последнее время берет много водки.

— Я знаю, сколько она берет, — ответил Гундт.

— А раз вы это знаете, не вините потом меня, — сказал Джордж и вернулся в бар.

Гундт пошел и отыскал жену.

— Послушай, Раби, — сказал он без всяких обиняков, — прекрати выпивать, понятно?

— О чем ты говоришь? — резко спросила она. — Я вовсе не пью.

— Джордж сегодня мне пожаловался, что ты все время берешь водку из буфета. Ты поглощаешь всю прибыль.

— Он лжет. Я никогда не дотрагиваюсь до водки, разве что иногда выпью для бодрости, когда неважно себя чувствую. Он пытается замазать, что дело прогорает — ведь в этом главным образом его вина. Посетителям противно ходить к нам — всякий раз, как посмотрят на него, так и видят перед собой его ухмыляющихся цветных выродков. Советую тебе: избавься от него!

— Я прежде от тебя избавлюсь.

— Вот и хорошо, — закричала она, — разведись со мной, разведись! Что я видела от тебя, кроме горя...

Он хлопнул дверью и вышел.

В этот вечер, придя домой, Джордж рассказал Мэри о своем разговоре с Гундтом.

— Хозяин хотел урезать мне пять фунтов, но я ограничил его тремя, — сказал он. — Я боялся, что он меня уволит.

Какое-то мгновенье Мэри колебалась: что если ей пойти к Гундту и упросить его отменить это решение? Может быть, воспоминания прошлого тронут его? Однако она тут же пристыдила себя за подобную мысль. Помимо всего прочего, это было так давно, что вряд ли Гундт помнит о ней. Он может прогнать ее с порога, как любую цветную женщину. А подобного унижения она никогда не вынесет.

— Нам придется еще больше экономить, — спокойно заявила Мэри. — Дети должны учиться в школе. Мы подыщем себе домик поменьше.

— Что если сдать жильцам детскую комнату? — прелложил Джордж.

— Ни один приличный европеец не будет жить с нами под одной крышей, а сдать ее цветным... Нет, выход только один — переехать.

И они переехали. Они выбрали маленький коттедж на такой улице, где среди европейцев победнее тех, что до сих пор были их соседями, жили также три цветные семьи. Но Мэри слишком устала чтобы вести бесплодную борьбу с враждебным миром. Единственное, что теперь доставляло ей утешение, это постоянные мысли об Энтони.

Самой большой радостью для нее было получать каждую неделю письма от сына и писать ему длинные ответы. На одно его письмо она отвечала двумя и просиживала долгие часы, читая и перечитывая написанное им и стараясь представить себе, как он там живет.

XVII

Новая обстановка в Уиннертоне пришлась Энтони по душе. Ему нравилось жить в пансионе вместе с другими ребятами. В стормхокской школе ему не разрешили быть даже приходящим учеником, а здесь он ел и спал рядом с европейскими детьми, и все считали его таким же европейцем.