Да, господин Премьер-министр - [16]

Он неожиданно замолчал, а потом вдруг почему-то громко расхохотался. Мы с Бернардом долго и озадаченно смотрели на него. После чего я все-таки поинтересовался, а в чем, собственно, юмор.

– Да, масло лучше! – Он снова захихикал, я бы даже сказал, захрюкал.

– Смешно. Очень смешно!

Бернард деликатно взял меня за локоть и, вежливо кивнув немцу головой, не привлекая излишнего внимания, отвел в сторонку, где представил некоему мосье Жану Пенгле, который тоже работал «шеф-дивизионом» ЕЭС в Брюсселе.

По-немецки я, само собой разумеется, не знаю ни слова, а вот по-французски можно попробовать. А почему бы и нет?

– Парле ву Франсе, месье Пенгле?

– В общем, да, – с ледяной вежливостью ответил он.

– Ну а чем вы там, в вашем ЕЭС, занимаетесь?

– Вообще-то, моя основная работа – это заниматься пищевыми излишками, – с тем же самым ледяным спокойствием ответил он.

– Вы имеете в виду экспорт или хранение?

Он даже несколько смутился.

– Нет-нет, месье, ни то, ни другое. Моя задача – платить фермерам за то, чтобы вся излишняя продукция была вовремя уничтожена.

Теперь в каком-то смысле смутился я сам.

– Уничтожена? Зачем?

– Как это зачем? – с типично галльским пренебрежением переспросил он. – Разве вам не известно, что Сообщество производит слишком много пищевых продуктов.

С трудом, но мне все-таки удалось сдержаться.

– Послушайте, прошу меня, конечно, извинить, но вон тот парень, ваш коллега, – я ткнул пальцем в сторону нашего улыбчивого немецкого друга, – платит фермерам именно за то, чтобы они производили излишки пищевых продуктов! Кстати, он называет их «зеленое оружие».

– Да, естественно. Он делает очень нужную работу. И делает это очень хорошо. Еда – это оружие. Сильное оружие…

Господи, да в чем же тут смысл?

– Ну тогда зачем же вы платите своим фермерам за уничтожение продуктов?

С точки зрения нашего французского друга, здесь нет никакого противоречия.

– Любое оружие надо делать слегка устаревшим. Тогда можно спокойно платить людям, чтобы они производили новое. Только и всего.

– А что, разве нельзя просто продолжать его складировать? Только и всего.

– Нет-нет, месье, утилизировать еду намного дешевле, чем складировать, перерабатывать в жидкое состояние, а иногда даже просто обезвоживать.

– Или переправлять ее в другие части света? – с невинным видом заметил Бернард.

– Вот именно, – охотно подтвердил наш французский друг.

Вон оно что! Постепенно, так сказать, «зеркальный подход к проблеме» начинал в общем проясняться.

– Значит, вы не можете продавать еду по рыночной стоимости, потому что тогда цена упадет, и ваши фермеры получат меньше денег, так ведь?

Француз был просто в восторге от того, что суть вопроса я наконец-то понял.

– Вот именно! – довольно улыбнувшись, сказал он.

Но я все-таки решил довести дело до конца. До логического конца.

– То есть вы хотите сказать, что наш немецкий друг платит вашим французским фермерам, чтобы они производили слишком много еды, а вы платите тем же самым французским фермерам, чтобы они эти излишки уничтожали!

– Вот именно, – снова ухмыльнувшись, подтвердил он.

Впрочем, одно темное пятно все-таки осталось.

– Ну а почему бы вам, в таком случае, не платить фермерам, чтобы они просто ничего не делали и вообще не выращивали еду? – вполне искренне предложил я. – Так ведь было бы куда разумнее, разве нет?

Наш французский друг явно обиделся.

– Мистер Хэкер, – чуть ли не высокомерно ответил он. – Французские фермеры никогда не хотели и не хотят, чтобы им платили за ничегонеделание. Благотворительность нам не нужна!

(Откровенная ксенофобия Хэкера явно просматривается в приведенных выше диалогах. Его совершенно неприемлемое желание видеть всех не в человеческом, а прежде всего в национальном стереотипе, то есть не как людей, а только как французов или только как немцев, можно считать как его личной слабостью, так и политической силой. Чуть ниже мы увидим, как это стало его козырной картой в самый критический момент карьерного взлета, когда, образно говоря, ему пришлось влезать на самый верх густо намазанного жиром столба[13]. – Ред.)

3 января

Добрался до министерства только чуть ли не в самом конце рабочего дня. И хотя дел было по горло, сконцентрироваться на самом главном я так и не смог. Почему-то вдруг захлестнуло чувство полнейшей бессмысленности всего, что мы делаем. Как в ЕЭС, так и у себя в стране…

Я долго сидел за своим письменным столом. Размышляя, раздумывая, пытаясь понять, что, собственно, вокруг меня происходит. Но потом, минут через пять, вдруг осознал, что рядом со столом стоит мой главный личный секретарь. Мимикой и жестами всячески пытаясь привлечь мое внимание.

Я бросил на него мрачный взгляд.

– Зачем все это, Бернард? Что мы делаем? Кому все это надо? В чем смысл всего этого?

От моего прямого вопроса он на какую-то долю секунды даже как бы растерялся.

– Вообще-то теология не совсем моя область, господин министр.

И что теперь? Снова и снова объяснять ему мои проблемы?

– Причем здесь теология, Бернард? Я имел в виду то, как выбрасываются на ветер ресурсы. Платить фермерам с одной стороны, чтобы они производили огромные количества еды, а, с другой стороны, чтобы они, как у тех принято говорить, ее «утилизировали»! Не говоря уж о совсем не бедных зарплатах многих тысяч бюрократов, которые только и делают, что пишут, пишут, пишут, а затем запускают между собой по кругу все эти бумаги. Вас не смущает бессмыслица этого процесса?