Да, это мой мужчина - [11]

«Держи марку», — приказал себе Шеридан и, подойдя к Джильде, когда она закончила выступление, изобразил на лице улыбку «отважный парень».

— Мисс Лоуренс? Я бы хотел поблагодарить вас за то, что вы предоставили мне главную роль в проекте. — Он придал своим глазам неотразимое выражение благодарности. Но излучение глаз пронзило пустоту… Все пошло прахом…

— Мне очень жаль. — Джильда не помнила, чтобы кто-то смотрел на нее с такой собачьей преданностью. Не случалось, чтобы такой взгляд принадлежал профессиональному актеру. — За вас был продюсер. Режиссер и все прочие, как, впрочем, и я, были против вашей кандидатуры. Особенно я. — К черту обаятельную улыбку этого Шеридана. Кончено!

Шеридан спрятал свою злость за улыбкой-маской — он умел придавать лицу любое выражение.

— Не могу избавиться от ощущения, что я вам очень не нравлюсь.

Она хищно оскалилась.

— Моя симпатия к вам доходит до экстаза, мистер Уорд.

До чего же он сексуален, от этого никуда не денешься. Но сейчас она собьет с него эту наигранную надменность. Ты у меня попляшешь! Получил? Джильда почувствовала удовлетворение.

Шеридан попытался заговорить прямо-таки шелковым голосом:

— Вам не очень тяжело работать с продюсером, который гораздо больше понимает в своем деле, нежели вы, мисс Лоуренс?

Она очень привлекательна, но какая же холодная и расчетливая, бестия! Во всяком случае, Уорд явственно мог различить опасный огонь, полыхавший в ее глазах, и удовольствие от того, что ей удалось посадить его в лужу. Наслаждение от этого просто светилось на ее лице.

Столпившиеся вокруг гости разделили их, предупредив этим возможную перепалку и ссору. Но когда на следующий день Шеридан снимался для рекламы сериала, которую надо было разослать в разные страны, у него и у Джильды было ощущение, что их совместный труд не может кончиться ничем, кроме катастрофы.

Две недели спустя начались съемки. Шеридан сразу ощутил некоторое неудобство. Миллер хорошо позаботился о рекламе сериала, и исполнителя главной роли узнавали везде, куда бы он ни шел. Неудобство номер два — убийственный режим: подъем в пять, в шесть в студию, в восемь начало работы. Неудобство номер три — это исполнительный директор Джильда Лоуренс не только казалась вездесущей, как сатана, но и, кроме того, вероятно, поставила себе задачу превратить жизнь Шеридана в ад.

Суженными от гнева глазами добросовестная и трудолюбивая Джильда каждое утро наблюдала отвратительную для себя сцену: Шеридана в весьма помятом виде.

— Вам, как я вижу, не очень помогают маски и парикмахеры? — Она улыбнулась, в глазах блеск холодной стали. — К тому же мне кажется, что нам придется разориться и купить вам персональный утюг.

Уорд выпрямил спину и вперил в Джильду исполненный ненависти взгляд.

— Я свеж, как маргаритка.

Это прозвучало бы куда убедительнее даже в его собственных ушах, если бы язык повиновался лучше. Но нельзя же одновременно зевать от недосыпа и отчетливо произносить слова!

Но она не отвязывалась и продолжала стоять над душой — эта липучка! Джильда оказалась тут как тут, когда актер после первой же неудачной сцены разразился злобными проклятиями.

— Не ругайтесь так!

Шеридан показал на свое лицо, по непонятной прихоти режиссера выкрашенное ярко-желтой краской.

— Как еще может выражаться человек с таким раскрасом? Как вообще можно играть с таким лицом?

Джильда вздохнула и покачала головой.

— После всего, что я видела, мистер Уорд, нахожу свое прежнее решение вполне обоснованным. Вы не подходите для этой роли.

— Ах, вот как! — Он с трудом удержался от искушения вцепиться ей в глотку. С каким наслаждением сломал бы он эту красивую шею. — Никто другой не смог бы, как я, отыграть эту сцену с такой желтой рожей, вот что вы должны были сказать, мисс Всезнайка!

Джильда вновь приняла непроницаемо-ледяной вид.

— Вы можете многое, когда хотите!

— Я божествен, я — Господь-Бог, — заерничал Шеридан.

— Когда вы хотите, вы можете быть очень вежливым! — зло прошипела она.

— Вопрос в том, с кем мне быть вежливым, — в том же тоне ответил Шеридан.

Джильда состроила вызывающую гримасу, от которой становились буквально невменяемыми ее отец, школьные учителя и преподаватели в колледже.

— Я вспомнила одну фразу Буркхардта,[3] она мне кажется очень подходящей в данном случае: «Вот и опять наш возлюбленный Господь в припадке рассеянности засунул в задницу немыслимое дарование…» Помните? — Она повернулась и собралась уходить.

— Мисс Лоуренс… — Шеридан дождался, пока она обернулась. — Если вам доложат, что я за вашей спиной говорю о вас гадости — верьте каждому слову!

— Ноэл Коуард Айвору Новелло. Лондон, тысяча девятьсот восемнадцатый год. — Придав лицу надменное выражение, Джильда покинула студию.

Шеридан вдруг понял, что неудача в первой сцене с этим идиотским айвово-желтым лицом перестала его расстраивать. Все еще наладится.

Но пока все становилось только хуже. И дело не только в обоюдных перепалках между ним и исполнительным директором Джильдой Лоуренс. Неприятности продолжали преследовать его и во время дневных съемок. Любовная сцена на воздушном шаре еще больше шокировала Шеридана. Он побледнел от дикого страха и без всякого грима стал желто-зеленым. Об этом милым шепотом ему сообщила партнерша.