Да, да, да - [7]

Шрифт
Интервал

как она не может видеть меня, но должна чувствовать, что я абсолютно, мать ее, серьезен.

— Если ты мне позволишь сделать это хоть раз, я уже никогда не смогу

остановиться. Никогда. Если ты мне позволишь кончить внутрь себя, я, бл*дь, просто

буду уничтожен для других девушек.

Толчок. Дрожь. Резкий толчок еще глубже. И ожидание.


13

Потому как она все еще не ответила.

Бл*дь.

— Только скажи мне, и я выйду...

— Не смей, Томас. Слышишь меня, не смей.

Ну что ж… так тому и быть. Толкаясь еще в ее податливое тело, я кончаю в нее,

наполняя ее всеми прошедшими месяцами нужды и фантазий о ее теле.

Мой оргазм накрывает меня тремя мощными волнами, когда я впечатываюсь в нее,

она прижимается своими губами к моему уху и издает тот самый великолепный звук, как

когда я задеваю головкой члена ту самую точку удовольствия внутри нее.

Черт побери.

Я понимаю, что жил ради этого сладкого звука. Каждый цент, который был потрачен

на научные изобретения идеального по своему составу шоколада, был ради одного этого

звука.

Ради этого.

Ради этого стона блаженства, ради ее тихого: «Да, да, да...»

Свет вновь загорается, и бросаю свой первый взгляд на ее обнаженную фигуру.

Лаура начинает возиться со своей одеждой, я же замираю на месте, не в силах сделать

какое-либо движение. Она совершенство. Пошли нахрен фантазии. Это женщина и есть

ожившая фантазия.

— Теперь не займет много времени, чтобы, наконец, замки разблокировали, —

громко говорит Сэнди с противоположной стороны двери. Лаура торопливыми

движениями натягивает свои трусики и колготки — мучительный стриптиз только в

обратной последовательности. Она опускает свою твидовую юбку, разглаживает

подкладку с обратной стороны.

Мне удается каким-то образом отвести свой взгляд от нее. Я хватаю свою рубашку и

начинаю застегивать штаны. В это время Лаура не сводит своего взгляда с моих глаз, и я

замечаю, что размазал ее косметику на лице.

Ничего больше не будет по-прежнему, начиная с этого момента. Меня только что

разрушили. Она сокрушила меня для остальных девушек, Лаура — единственная, и я это

понимаю.

— Ну и как вам, кстати? — выкрикивает Сэнди.

Чееерт. Она что, слышала, чем мы тут занимались? Мы, черт побери, крупно

облажались.


14

— Что именно? — я задаю ей встречный вопрос, настолько спокойно, как только

могу. Лаура делает шаг вперед и начинает быстро застегивать мои пуговицы на рубашке,

в то время пока я застегиваю ее рубашку.

— В смысле, трюфель под номером три! — кричит Сэнди.

Господи Иисусе. Черт бы побрал этот шоколад. Я совершенно забыл про него.

Глаза Лауры поднимаются от моей груди, и мы пристально впиваемся взглядами.

И на ее губах играет та самая улыбка. Вот она, истинная красота. Та, которую я

теперь знаю намного лучше. Та, в которой я теперь нуждаюсь больше, чем в чем-либо.

Я смотрю на ее слабое раздражение вокруг рта, оставшееся от моей щетины. Я

крепко удерживаю ее подбородок пальцами и затем провожу ими по всей длине ее горла.

Неумолимо и решительно. Приподнимаю вопросительно одну бровь с беззвучным

вопросом во взгляде: "Ну и?"

Сэнди кричит еще раз:

— Твердая десятка?

Лаура медленно и чувственно прикрывает глаза и, наконец, произносит:

— Да, да, да…!


Конец


15



Рекомендуем почитать
Ангелы носят рюкзаки

Должен быть кто-то, кто замечает первый распустившийся цветок, смешное облако, глаза уличного кота, что каждый день меняют цвет На нашем жизненном пути встречаются разные люди, но все ли они являются людьми на самом деле? Что готовы нам рассказать, а о чём хотят умолчать? Кира познакомилась с необычным парнем. О его существовании нельзя никому рассказать. К чему приведёт их общение? Философское произведение о жизни, тайнах мироздания и любви, с описаниями природы и разговорами за чашкой вкусного чая. Продолжает тему рассказа «Семнадцатое декабря», раскрывает загадку персонажей, появившихся в концовке.


Покаянный канон: жертвенница

Лаборантка по имени Берта знакомится в больнице с поэтом Лаврентием Егоровым. В результате автокатастрофы он стал инвалидом, прикованным к коляске. Берта выхаживает Лаврентия и становится его женой. Не сломленный физическими страданиями, Лаврентий ломается оттого, что не может обеспечить любимую материально. Он начинает пить. Берта уходит из дома, и Лаврентий принимает решение покончить с собой, не видя смысла жить без любимой. Но любовь оказывается сильнее и водки, и пули.


Проигравшие

Скарлетт Мери Белль — прилежная ученица Гарварда, которую волнуют лишь учеба и семья, но никак не Джастин О’Коннор, с которым в один из солнечных весенних дней ей предлагает дополнительно позаниматься профессор по экономике. Девушка не особо рада такому предложению, но и отказаться от возможности получить дополнительные баллы не может. День за днем ей приходится терпеть его выходки и придирки до тех пор, пока его слова не приобретают совсем другой смысл и не начинают что-то значить для нее… .


Геометрия любви: Банальный треугольник

Тибби — убежденная феминистка. Такой ее сделала жизнь, а особенно постарался ветреный кавалер, после разрыва с которым она решила, что замужество — нелепость, любовь — фантазия. Только своему верному пажу Питеру Тибби способна поведать о том отчаянии, что терзает ее. Пит везет подругу в Лондон, но каникулы складываются неудачно: Тибби попала в больницу. С этой минуты она изменила свое отношение к жизни — ведь врач-травматолог, как выяснилось, способен излечить не только тело, но и душу…


Западня: Когда страсть обжигает

Судьба полицейского — нелегкая доля. Грегу это было известно лучше многих, ведь из-за работы он потерял почти все. Долг полицейского — защищать слабых и стоять на страже закона. И никто на свете не упрекнул бы Грега за небрежение своими обязанностями. Но что делать полицейскому, если опасность угрожает его сердцу, а любовь заставляет играть по незнакомым правилам?


Безнадёжная любовь

Лето, море, смуглый красавец с невероятно голубыми глазами и проникающим в душу голосом. Такой циничный, такой притягательный… Могла ли предположить девятнадцатилетняя Аня, что курортный роман окажется длиною в жизнь? Мог ли Богдан, пресыщенный женским вниманием, подумать, что всю жизнь будет помнить и ждать наивную доверчивую девочку? Что эта любовь будет мукой и спасением, наказанием и подарком судьбы? Главное — она будет.