Да, был - [44]
— Возьми, подкормишь кого-нибудь. Сегодня наши получили талоны. Я посоветую им… Как-никак, у нас силы посвежее…
В ту же ночь Русин поговорил с Нечаевым, Вальцем и Иберидзе. Все трое талоны передали Старко.
…Тянулись дни, до отвращения похожие один на другой. Каждый день Русин, Вальц, Иберидзе и Нечаев, а рядом с ними и их напарники выстраивались в центре каре, фон Шерф хвалил их и вручал талоны «цулаге», которые немедленно переходили к Старко.
На двадцатый день Русин был назначен на работу внутри шталага. Человек двенадцать возводили стены нового барака, а он замешивал цементный раствор. Надзирал за ними начальник конвоя, привезшего беглецов из Кельна.
Русин замесил раствор и присел на корточки возле корыта. Конвоир подошел, палкой ковырнул раствор и отошел. На ходу у него из кармана выпала сложенная газета. Русин подхватил ее и засунул за пазуху.
После отбоя Русин прочел газету. На первой полосе сообщалось, что «верховное командование приказало войскам, в целях сокращения линии фронта, отойти западнее Спасск-Доменска, Жиздры, Ворошиловграда и Харькова». От радости Русин готов был кричать на весь барак. Бесцеремонно растолкав Старко и Иберидзе, он поделился с ними новостью. Втроем за час на узких полосках, оторванных от газеты, друзья написали несколько «сводок» об освобождении Красной Армией Спасск-Доменска, Жиздры, Ворошиловграда и Харькова.
По сигналу «подъем» Русин кинулся к Павлову, разыскал его на месте построения, шепотом сообщил радостные известия и протянул скатанные в трубочку «сводки».
Павлов с недоверием взглянул на Русина:
— От сытости приснилось? Так, что ли?
Русин торопливо рассказал о вчерашней находке.
— А-а, — протянул Павлов. — Неплохо… Значит, Ворошиловград, и Харьков? М-да… А у нас к тебе и твоим хлопцам разговор есть…
— У кого это «у нас»? — переспросил Русин.
— У нас… У товарищей… Интересуются они…
— Чем? — почувствовав в тоне собеседника издевку, строго спросил Русин.
— Сегодня снова на «цулаге» метите?
— А как же. Обязательно…
— Вот об этом разговор и будет. В гитлеровские захребетники метите, значит?
— Постой, постой, как это «в захребетники»?
— Вечером после отбоя поговорим, — узнаешь. Одного кое-как терпим, а тут… Впрочем… За Харьков спасибо… Становись на место, команда была…
ПРЕДАТЕЛЬ
Во время вечернего «рапорта» Русин, Вальц, Иберидзе и Нечаев вновь получили «цулаге». От похвалы фон Шерфа Русин готов был провалиться сквозь землю. Маленький жетон жег ему огрубевшую, мозолистую ладонь. После отбоя в затихшем бараке послышался голос Павлова:
— Товарищи Русин, Иберидзе, Нечаев и Вальц, просим к нам.
В дальнем углу на павловском топчане сидело восемь человек.
— Это товарищи из других блоков, уполномоченные, — сказал Павлов. — Ну, а с товарищем Коготковым знакомы… Так вот, слово имеет товарищ Коготков…
— Вы что же? — начал Коготков. — Или хотите, как одна сволочь, — есть такой в этом блоке, — принципиально восстать против коллектива?
Друзья переглянулись.
— Позвольте, — проговорил Русин. — Конечно, я и мои друзья уважаем коллектив, уважаем уполномоченных, но… нельзя ли узнать, в чем мы провинились?
— Можно, — сказал Коготков. — Затем и собрались…
Поминутно покашливая в кулак, Коготков изложил суть обвинения: по мнению товарищей, Русин, Нечаев, Вальц и Иберидзе держат себя заносчиво и в погоне за сытым пайком систематически выполняют норму, тем самым помогая администрации. Между тем в шталаге существует постановление военнопленных: саботировав любые распоряжения администрации и прежде всего выполнение норм выработки.
— Вы думаете, — говорил Коготков, — кроме вас, никто не может вытянуть норму? Ишь, герои! Да любой выполнит ее, проклятую. Но поскольку камень, добываемый нами, идет на оборону… извините… пусть расстреляют, а больше как на паек не сделаю. Конечно, «цулагщики» — поганые овцы — есть в каждом блоке, но вы-то командир!.. И друзья ваши не темный народ… Что скажете?
— Пока — ничего! Но, с вашего разрешения, спрошу товарища Старко. Можно?
Коготков кивнул головой.
— Остап Данилович, — окликнул Русин, — сколько «цулаге» ты получил от нас? Будь ласков, доложи товарищам…
— С сегодняшними, — ответил Старко, — восемьдесят.
— Ну и как?
— Хлопцы на ноги становятся, благодарят.
— Так вот, товарищи, — сказал Русин. — Тут что-то не то… Осечка… Зарабатываем «цулаге», верно. Да только ни разу не попробовали. Как получали, так и отдавали… Получили по двадцать… Все восемьдесят передали в лазарет.
Уполномоченные смущенно молчали: Павлов поторопился с выводами. У Русина получается толково: четыре человека, работая даже не в полную силу, прежде всего помогли напарникам выбраться из числа «штрафных» и, кроме того, смогли помочь зацепиться за жизнь нескольким, вконец истощавшим товарищам. И если пятьсот физически сильных начнут получать «цулаге» и подкармливать пятьсот ослабевших от недоедания — военнопленные только выиграют и еще решительнее станут сопротивляться режиму фон Шерфа.
— Вы предлагаете отказаться от «цулаге», — горячился Русин, — а мы говорим, кто может — должен добиваться его, не для себя, для ослабевших. Помните, как в походе помочь уставшему бойцу: поднести скатку, вещевой мешок или винтовку… Надо зарабатывать «цулаге» и сдавать в распоряжение комитета…
Он родился джентльменом-южанином и жил как на театральных подмостках, где был главным героем — рыцарственным, благородным, щедрым, великодушным. И едва началась Первая мировая война, рыцарство повлекло его на театр военных действий…
Роман известного венгерского интернационалиста воскрешает славные страницы революционного прошлого советского и венгерского народов.На документальном материале автор раскрывает судьбы героев романа, показывает, как на полях сражений гражданской войны в СССР воспитывались кадры будущего коммунистического движения в Венгрии, как венгерские интернационалисты приобретали в Советской России опыт революционной борьбы, который так пригодился им в период установления народной власти в своей стране.Книга рассчитана на массового читателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
15 февраля 1989 г. последний советский солдат покинул территорию Демократической республики Афганистан. Десятилетняя Афганская война закончилась… Но и сейчас, по прошествии 30 лет, история этой войны покрыта белыми пятнами, одно из которых — участие в ней советских пограничников. Сам факт участия «зелёных фуражек» в той, ныне уже подзабытой войне, тщательно скрывался руководством Комитета государственной безопасности и лишь относительно недавно очевидцы тех событий стали делиться воспоминаниями. В этой книге вы не встретите подробного исторического анализа и статистических выкладок, комментариев маститых политологов и видных политиков.
События, описанные автором в настоящей повести, относятся к одной из героических страниц борьбы польского народа против гитлеровской агрессии. 1 сентября 1939 г., в день нападения фашистской Германии на Польшу, первыми приняли на себя удар гитлеровских полчищ защитники гарнизона на полуострове Вестерплятте в районе Гданьского порта. Сто пятьдесят часов, семь дней, с 1 по 7 сентября, мужественно сражались сто восемьдесят два польских воина против вооруженного до зубов врага. Все участники обороны Вестерплятте, погибшие и оставшиеся в живых, удостоены высшей военной награды Польши — ордена Виртути Милитари. Повесть написана увлекательно и представляет интерес для широкого круга читателей.
Книга представляет собой сборник воспоминаний. Авторы, представленные в этой книге, родились в 30-е годы прошлого века. Независимо от того, жили ли они в Советском Союзе, позднее в России, или в ГДР, позднее в ФРГ, их всех объединяет общая судьба. В детстве они пережили лишения и ужасы войны – потерю близких, голод, эвакуацию, изгнание, а в зрелом возрасте – не только кардинальное изменение общественно-политического строя, но и исчезновение государств, в которых они жили. И теперь с высоты своего возраста авторы не только вспоминают события нелегкой жизни, но и дают им оценку в надежде, что у последующих поколений не будет военного детства, а перемены будут вести только к благополучию.