Да будем мы прощены - [17]

Когда полицейские заканчивают, нас впускают обратно. Я смотрю на одеяло. Если они его сняли, то что увидели? На что похожа женщина, мозг которой умер? Боюсь, что ответ я знаю: на покойницу.

С адвокатом Рутковски мы встречаемся на больничной парковке и вместе идем к Джорджу разговаривать.

– Он ни разу о ней не спросил, – сообщаю я.

– Будем считать, он не в своем уме, – предлагает адвокат.

– Джордж! – говорим мы с Рутковски одновременно, когда сестра отводит штору. Джордж лежит в кровати, свернувшись в клубок.

– У вашей жены Джейн диагностировали смерть мозга. Ее снимут с системы жизнеобеспечения, и выдвинутые против вас обвинения будут переквалифицированы на обвинение в предумышленном или непредумышленном убийстве или на что нам удастся их уговорить, – говорит адвокат. – Но дело в том, что, как только это произойдет, машина придет в движение и вариантов у вас останется меньше. Я договариваюсь, чтобы вас отправили в одно заведение – я с ним работал когда-то. После прибытия будет период детоксикации, а потом, надеюсь, они смогут заняться вашим основным психозом. Вы понимаете, о чем я говорю? К чему веду? Вы меня слышите?

Адвокат делает паузу.

– Я смотрю, а она у моего братца отсасывает, – говорит Джордж.

Несколько минут все молчат.

– Как она выглядит? – спрашивает Джордж, и я не уверен, что правильно понимаю смысл вопроса. – Да все равно, наверняка ей хорошую шляпку сделают.

Сестра говорит, что ей нужно побыть с Джорджем наедине. Мы понимаем намек и уходим.

– Есть у вас минутка? – спрашивает меня адвокат. Он приглашает меня присесть в вестибюле больницы. Свой огромный портфель он ставит на столик рядом со мной и вытаскивает оттуда документ за документом. – В связи с состоянием здоровья как Джорджа, так и Джейн, вы теперь стали по закону опекуном двух несовершеннолетних детей, Эшли и Натаниэла. Далее, вы являетесь временным опекуном и медицинским представителем Джорджа. С этими ролями связана ответственность как юридическая, так и моральная. Как вам кажется, вы в состоянии принять ее на себя?

– В состоянии.

– Вы являетесь хранителем ценностей, недвижимого имущества и прочих вещей, которые надлежит передать детям по достижении ими совершеннолетия. У вас полномочия доверенного лица в отношении всех транзакций, активов и прав владения. – Он передает мне небольшой ключ со сложной бородкой. Похоже на прием в тайное общество. – Это ключ от их банковского сейфа. Что в нем, я понятия не имею, но предложил бы вам ознакомиться с его содержимым. – Он вручает мне новенькую банковскую карту. – Активируйте ее с домашнего телефона Джорджа и Джейн. Бухгалтер, мистер Муди, также имеет доступ ко всем счетам и будет отслеживать ваше пользование ими. Система ограничений и противовесов: Муди контролирует вас, вы контролируете Муди, а я контролирую вас обоих. Вам понятно?

– Вполне, – отвечаю я.

Он мне дает конверт из плотной бумаги.

– Копии всех документов, на случай, если кто-нибудь спросит.

А потом, как ни странно, адвокат достает пакетик шоколадных медалей и болтает им у меня перед носом.

– Денежки? – спрашиваю я.

– Вид у вас бледный, – говорит он. – Моя жена купила таких сотню, и почему-то вышло так, что избавляться от них приходится мне.

Я беру пакетик медалей.

– Спасибо, – говорю я. – За все.

– Это моя работа, – отвечает он, уходя. – Занятие такое.

Где Клер?

Она пропала где-то по дороге. Направлялась домой, потом изменила маршрут. По дороге до нее стали доходить слухи от подруг. Мне был яростный звонок с Гавайев, где самолет застрял из-за неисправности. С обвинениями.

– На чем основаны твои слова? На чужих словах?

– На «Нью-Йорк пост», – отвечает она.

– Там новая статья или запись?

– Да катись ты, – говорит она. – Подальше катись! – И бьет телефоном об стену. – Слышишь? Это я «блэкберри» в стену засадила. Сукин ты сын.

– Ты у меня на спикерфоне, – говорю я, хотя это и неправда. – Мы тут все в больнице – дети, родители Джейн, ее доктор. Очень жаль, что ты так расстроена.

Я вру. Я тут один в бывшей телефонной кабинке. Всю аппаратуру отсюда сняли, осталась просто стеклянная будка. Без питания.

– Катись!

День преддверия. Странное чувство от осознания, что завтра Джейн умрет. В доме звонит телефон, включается автоответчик, и звучит голос Джейн: «Привет, мы сейчас подойти не можем, но если оставите свой номер, мы вам перезвоним. Если хотите позвонить Джорджу на работу, то телефон двести двенадцать…»

Она все еще здесь, в этом доме. Я натыкаюсь на нее, сворачивая за угол, разгружая посудомойку, включая пылесос, складывая выстиранное белье. Просто она вот здесь, подожди секунду, сейчас вернется.

На следующий день в больнице мать Джейн падает в обморок рядом с ее постелью, и все тормозится, пока ее не приводят в чувство.

– Вы можете представить, каково это – принимать такое решение о своем ребенке? – говорит она, когда ее вывозят в кресле в коридор.

– Не могу. Потому-то у меня и нет детей. Нет, поправка: могу. Потому-то у меня и нет детей.

Я это сказал вслух, говоря сам с собой, не отдавая себе отчета в том, что меня слышат все.

– Мы думали, у вас не может быть детей, – говорит сестра Джейн.