Да будем мы прощены - [15]

Я молчу.

– Хреново. Все хреново, – говорит он. Потом, в машине, спрашивает: – Можешь взять меня покататься?

– Куда?

– Отсюда куда-нибудь.

– У тебя велик есть? Приедем домой, сможешь покататься. Сейчас вполне тепло.

– Я не спрашиваю, могу ли я поехать покататься, – говорит он. – Я прошу, чтобы ты взял меня покататься. – Пауза. – Я там таблеток принял.

– В смысле – «таблеток»?

– Не слишком много, но хватит.

– Хватит, чтобы убить себя?

– Нет, успокоиться. Я в раздрае.

– А где ты их взял?

– Дома, в аптечке.

– Откуда ты знал, какие брать?

Нейт на меня смотрит, и на лице у него написано: «Я, может, и не гений, но ведь и не идиот».

– Хорошо, так куда ты хочешь поехать?

– В парк аттракционов.

– Это ты так шутишь?

* * *

Выходит, что нет.

По настоянию Нейта я звоню в парк аттракционов и выясняю, что из-за необычайно не по сезону теплой зимы он еще не закрылся.

– Владелец решил, что лучше держать народ на работе и в случае чего дать выходной, – но пока не потребовалось, – сообщает мне служащий.

Нейт мотается по всем аттракционам – русские горки, «Зиппер», «Ракета Банджи», «Башня ужаса», «Гравитон», который вертится так быстро, что Нейт прилипает к стенке с таким выражением лица, будто его прогнали через ветровой туннель.

– Ты считаешь, это дико? – спрашивает он, пока мы идем к следующему аттракциону.

– Кто я такой, чтобы судить?

– У меня диагноз, – говорит он.

– Какой?

– Такой, что у меня голова не в порядке.

– К чему ты?

– Ты не думаешь, что это правда? – спрашивает он.

– А ты?

Он пожимает плечами.

– Хочешь покататься? – спрашиваю я у Эшли. Она в свои одиннадцать держит меня за руку, как шестилетняя. И мотает головой. – Ты уверена? Я могу с тобой поехать.

Она пожимает плечами.

– Мне жалко, что снега нет, – говорит она, грустно мотая головой. – Когда я была моложе, зимой был снег.

– И еще будет, – отвечаю я.

– Когда?

– Когда ты меньше всего его ждешь.

Мы оставляем Нейта на русских горках. Ему, похоже, легче от этого вращения, от пролетов снова и снова через воздух. Эшли выбирает что-то под названием «Волновые качели» – судя по названию, нечто вполне невинное.

Как и молл, парк аттракционов пуст. У Нейта и Эшли у каждого свой сопровождающий, операторы аттракционов действуют как экскурсоводы этого механического тура. Они ведут нас от одного аттракциона к другому, включают каждый и делают пробный прогон перед тем, как запустить туда детей.

– Не тяжело это – так сидеть в пустом парке? – спрашиваю я у одного оператора.

– Все лучше, чем дома с женой, – отвечает он и пожимает плечами с таким видом, будто я полный идиот.

– А у меня мама в больнице, – говорит Эшли оператору, когда он поворачивает сиденье качелей. – Нас из школы домой отослали. Папа ее стукнул по голове.

– Во как, – говорит оператор. Будто гавкнул, а не сказал.

«Волновые качели» плавно взмывают с земли. Я в кресле перед Эшли, подвешенный на двадцатифутовой анодированной цепи. Кресло делает пару оборотов по широкому кругу, поднимаясь все выше, и потом расходится, вертясь все быстрее и быстрее. Оно широко раскачивается, болтается, мы взлетаем круто вверх и пикируем далеко вниз. У меня кружится голова, тошнит, я пытаюсь найти, за что зацепиться вниманием, что-нибудь такое, что не движется. Таращусь на пустые кресла впереди, на синее небо над головой. Теряю чувство равновесия, боюсь, что вдруг потеряю сознание, выскользну из кресла и упаду на землю.

Когда мы приземляемся, Нейт уже нас ждет. Я выхожу с аттракциона, пошатываясь, при выходе ударяюсь головой о цепь.

Мы направляемся к «Дому с привидениями», прыгаем в вагончики, и поезд через двойные двери врывается в темноту. Там тепло, пахнет потными носками. Над головой слышны завывания, душераздирающие визги мертвецов, треск бревен, падают с неба призраки, дюйма не долетая до наших лиц, и их втягивает обратно наверх. Механический саундтрек перебивается жуткими задыхающимися звуками.

– Что это? – спрашиваю я.

– Это Эшли, – отвечает Нейт.

– У тебя удушье? – спрашиваю я, отстегивая ремень и пытаясь повернуться на нее посмотреть.

– Она плачет, – говорит Нейт. – Это так она плачет.

Вокруг трещат молнии, вагоны лезут наверх в темноту замка, а я поворачиваюсь и пытаюсь перелезть из своего вагончика к Эшли. Вдруг начинает мигать стробированный свет, и, как в каком-нибудь замедленном фильме братьев Маркс, я оказываюсь на крыше вагона на четвереньках. Поезд едет прямо на закрытую дверь замка. Перед самой дверью он резко сворачивает, и меня выбрасывает из вагона прямо на стену. Я пытаюсь за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть, думаю, как бы не попасть на третий рельс, если здесь есть такая штука. И все останавливается. Темно, как в шахте.

– Не двигаться, – слышится голос сверху.

Эшли продолжает плакать, всхлипывая в темноте. Через минуту «Дом с привидениями» заливает яркий флуоресцентный свет, и обнажаются все тайны ночи: хилые стены из папье-маше, дешевые, связанные веревочкой скелеты на проволочных подвесках, выкрашенные, как и все вокруг, флуоресцентной желтой и лиловой краской.

– Ну, и какого? – спрашивает оператор, шагая по рельсам.

– Извините, – говорю я.

– Извиняется он, – буркает оператор, не глядя на меня.