Да благословит вас бог, мистер Розуотер, или Бисер перед свиньями - [16]

— Вот пример: ее я любил больше, чем нашего мусорщика, значит, меня можно обвинить в самом чудовищном из нынешних преступлений — в дис-кри-ми-на-ции!

* * *

Сильвия устало улыбнулась:

— За неимением лучшего слова могу я пока пользоваться старым, хотя бы сегодня?

— В ваших устах оно еще не утратило смысла.

— Я полюбила его с первого взгляда в Париже, и сейчас, когда я думаю о нем, тоже люблю.

— Вам, наверно, довольно скоро пришлось убедиться, что вы заполучили себе в партнеры психа?

— Ну, он ведь пил.

— В том-то все и дело.

Сенатор сокрушенно поцокал языком:

— Как мало я пекся о моем детище! — Лицо его дрогнуло. — Только в прошлом году добрался до того нью-йоркского психиатра, который лечил Элиота психоанализом. Кажется, до всего, что связано с Элиотом, я добирался с двадцатипятилетним опозданием. Дело в том, что мне… словом, я никак не мог взять в толк, что такой великолепный организм может дойти до столь плачевного состояния!

Мушари сгорал от желания узнать побольше клинических подробностей о недуге Элиота, но не подавал виду и напряженно ждал, когда кто-нибудь попросит сенатора рассказывать дальше. Но поскольку все молчали, пришлось ему самому рискнуть:

— И что же сказал доктор?

— Этот чертов доктор сказал, что Элиот с ним ни черта не обсуждал — только всякие общеизвестные исторические факты, по большей части об угнетении бедных или разных недотеп. Он сказал, что не может определить болезнь Элиота, любой диагноз был бы с его стороны безответственным домыслом. И тут я, до глубины души встревоженный отец, заявил ему: «Не стесняйтесь, домысливайте о моем сыне сколько угодно и что угодно! Я не потребую с вас ответа. Сам я об Элиоте столько разных мыслей передумал — и верных и неверных, и с полной ответственностью и безответственных — давно уже голову устал ломать! Возьмите-ка свою ложку из нержавеющей стали, доктор, — сказал я, — да помешайте хорошенько в мозгу у меня, несчастного старика».

А он ответил:

— Прежде чем перейти к моим безответственным домыслам, я должен немного побеседовать с вами о половых извращениях. И в этой беседе мне придется коснуться Элиота. Так вот, если это может подействовать на вас слишком сильно, лучше закончить наш разговор сейчас.

— Продолжайте, — сказал я. — Я старый тетеря, а есть мнение, что старые тетери все стерпят, их ничем не проймешь. Раньше я в это никогда не верил, но сейчас готов испробовать.

— Ну ладно, — начал доктор, — считается, что для всякого здорового молодого человека нормально испытывать влечение к привлекательной женщине, если только она ему не мать и не сестра. Если же его тянет к иному, скажем, к другим мужчинам, или к зонтикам, или к овцам, или к страусовому боа императрицы Жозефины, или к покойникам, или к родной матери, или к стибренному дамскому поясу с подвязками, тогда мы относим его к извращенцам.

Впервые за много лет меня обуял ужас, и я признался в этом доктору.

— Прекрасно, — отозвался он, — нет для медика более сладостного удовольствия, чем довести ничего не понимающего человека до замирания от ужаса, а потом снова вернуть ему спокойствие. У Элиота, несомненно, тоже в этом смысле не все в порядке, но его сексуальная энергия устремилась не в таком уж страшном направлении.

— Куда же? — вскричал я, и хоть сам тому противился, уже представил себе, как Элиот крадет дамское белье, исподтишка отстригает в метро у женщин прядки волос, подглядывает за любовниками. — Сенатор от штата Индиана содрогнулся. — Не скрывайте от меня ничего, доктор, говорите! На что устремил Элист свою половую энергию?

— На Утопию, — ответил доктор.

От разочарования Мушари чихнул.

ГЛАВА 7

* * *

Телефон прозвонил три раза.

— Фонд Розуотера. Чем мы можем вам помочь?

— Мистер Розуотер, — последовал сварливый ответ, — вы меня не знаете.

— Разве это имеет значение?

— Я ничтожество, мистер Розуотер. Хуже ничтожества.

— Выходит, создатель схалтурил?

— Вот именно, когда состряпал меня.

— Ну что же, возможно, вы с вашими жалобами попали как раз по адресу.

— А что у вас там такое?

— Как вы узнали про пас?

— Тут, в телефонной будке, большая наклейка, черная с желтым: «Не спешите расстаться с жизнью. Звоните в Фонд Розуотера». И номер вашего телефона.

Такие наклейки красовались во всех телефонных будках округа, а также на задних стеклах легковых в грузовых машин многих пожарников-добровольцев.

— Знаете, что здесь приписано снизу карандашом?

— Нет.

— «Элиот Розуотер — святой. Он одарит вас любовью и деньжатами. А предпочитаете лучший в Южной Индиане зад, звоните Мелиссе». И тут же номер ее телефона.

— Вы, видно, здесь чужой?

— Я везде чужой. Но вы-то все-таки кто? Из секты какой-нибудь?

— Вдвойне блаженный детерминист-баптист.

— Что?!

— Так я обычно отвечаю, когда меня выспрашивают, какой я веры. Такая секта в самом деле есть — и, вероятно, неплохая. Они практикуют омовение ног, а денег за это не берут. Я тоже мою себе ноги и денег не беру.

— Не понимаю, — сказал неизвестный.

— Да я просто даю вам понять, что нечего стесняться, нечего со мной умничать. Вы сами случайно не из этих «вдвойне блаженных»?

— Боже сохрани!

— А вообще-то их человек двести, и рано или поздно я на одного из них нарвусь. — Элиот отпил из стакана. — Подумать страшно, что тогда будет, однако никуда не денешься!