Д.О.П. (Департамент Особых Проектов) - [62]
Супруга фабриканта, сухопарая особа, с длинным, костлявым лошадиным лицом, упомянула, что их сын тоже учится в Петербурге, в Училище правоведения. После чего без всякой паузы принялась расспрашивать о новинках петербургского театрального сезона – о чём «господа студенты», разумеется, не имели ни малейшего представления. Выручила качка: разошедшийся до шести баллов ветер развёл серьёзную волну, 'Туставсберг" принялось нещадно валять с борта на борт, так что пришлось прервать трапезу и расходиться по каютам.
Виктор, впервые оказавшийся в море, порывался выйти на палубу, полюбоваться видами Финского залива – но первая же попытка закончилась тем, что он, промокший насквозь под фонтанами брызг и начавшимся-таки ливнем (Гена, гад, напророчил-таки со своими стишками!) последовал примеру прочих пассажиров. Но оказалось, что не так-то просто заснуть, когда за тонким бортом безостановочно хлопают по воде плицы гребных колёс, стучат шатуны паровой машины. Сон никак не шёл; Геннадий развернул вчерашнюю газету, позаимствованную у фабриканта. Виктор открыл, было, одну из своих тетрадей, желая освежить в памяти кое-какие выкладки по физике червоточин – но обнаружил, что растрёпанные вконец нервы не дают сосредоточиться на материале. Болтанка усиливалась, и скоро обоим стало не до чтения – все силы уходили на то, чтобы кое-как удержаться на узких, как полка в вагоне третьего класса, койках, избегая столкновений со всеми острыми углами в каюте. Оставалось исподволь коситься друг на друга, да обмениваться короткими бессодержательными репликами.
V
Северное море,
у берегов Голландии.
Июнь 1888 г.
В каюту медленно втёк пароходный гудок. Алиса вскочила с постели (назвать это роскошное двуспальное ложе для новобрачных «койкой» не поворачивался язык) и побежала к окну – широкому, прямоугольному, в дубовой с бронзовыми уголками раме. Не чета иллюминаторам в каютах второго класса, где поселили их слуг – Корфова денщика и Алисину горничную.
Навстречу «Маастрихту», параллельным курсом, на дистанции около полумили, шёл большой военный корабль – массивный чёрный корпус с далеко выдающимся вперёд тараном, высокие мачты и единственная труба, извергающая жирный угольный дым. По бортам, круто сходящимся кверху, словно у старинного испанского галеона, выглядывают из портов орудия солидных калибров. На корме, украшенной балконом, плещется на ветру красно-бело-синее полотнище – броненосец Третьей Республики спешит куда-то по своим броненосным делам, распугивая протяжными гудками встречную каботажную мелочь.
Ответный гудок был куда громче первого – девушка чуть не присела от акустического удара. «Маастрихт», согласно правилам морского этикета, приветствовал встречное судно.
Гудок сделался тише и затих, оставив по себе лёгкий звон в ушах. Алиса проводила взглядом французский броненосец и отошла от окна.
Барона в каюте не было – он встал пораньше и сейчас проводит время на палубе, в плетёном кресле, ожидая колокола, которым здесь дают сигнал к завтраку.
Зря ожидает, между прочим. Одна из её уловок, направленных на соблазнение спутника: завтрак доставляли прямо в каюту, и барон, как истинный джентльмен и «новобрачный», вынужден разделять трапезу с «супругой». Алиса же неизменно выходила к столу в кружевном пеньюаре. Продукция модного дома «Вероника» скрывала куда меньше, чем предписывали приличия, а потому барону приходилось нелегко.
Были и другие уловки, не менее продуманные и коварные – например, по ночам она как бы невзначай отодвигала лёгкую ширму, разделяющую каюту надвое. Делалось это для того, чтобы Корф при случае мог насладиться созерцанием полуобнажённой девушки, раскинувшейся на постели, с откинутыми в сторону – о, конечно, непреднамеренно! – простынями.
Пока её усилия не приносили результатов. Но Алиса не собиралась сдаваться: вода, как известно, камень точит, а её попутчик, судя по заинтересованным взглядам, которые она нет-нет, да ловила на себе – отнюдь не камень.
На палубе дважды звякнул колокол – сигнал пассажирам первого класса одеваться к завтраку. Скоро появится стюард с подносом, предупредительный, в безупречном чёрном фраке, накрахмаленной сорочке, при галстуке-бабочке – вылитый официант из лучшего петербургского ресторана. Алиса торопливо метнулась в угол каюты, к туалетному столику. Следовало привести себя в порядок, чтобы предстать перед «жертвой» в максимально выигрышном облике. Хорошо хоть, стратегические запасы косметики, предусмотрительно прихваченные из двадцать первого века, вполне это позволяли. О том, что будет, когда резервы подойдут к концу, она предпочитала не задумываться. Проблемы надо решать по мере их возникновения. В конце концов, они едут в Париж, признанную во всём мире столицу моды и красоты – так неужели там не найдётся чего-нибудь, способного удовлетворить её вполне умеренные запросы?
После завтрака – на «Маастрихте» отдавали предпочтение континентальному меню из трёх сортов сыра, яиц пашот, обжаренного бекона, свежайших булочек с джемом и кофе – Алиса занялась делами. Еще в Петербурге она решила потратить время морского путешествия на освоение здешнего искусства фотографии – «светописи», как называли её в России. Но не слишком в этом преуспела – чересчур уж хлопотно было возиться со стеклянными пластинами, смешивать вонючие, едкие растворы. И, самое раздражающее: выдерживать экспозицию интуитивно, на глазок, рукой снимая крышку с объектива камеры, громоздкого, деревянного, с медными уголками, ящика. Его вместе с треногой таскал за Алисой денщик Корфа – сама девушка, избалованная аппаратурой двадцать первого века, решительно отказывалась взваливать на себя непосильную ношу.
