Д'Арманьяки - [21]

– Берегись, Филипп, – закричал граф, нанося мощный удар по лицу противника.

Нападавший явно недооценил Филиппа. Он видел перед собой ребёнка и, вероятно, поэтому решил одним ударом покончить с ним. Едва меч поднялся над головой Филиппа, он, изловчившись, воткнул меч снизу в горло противника. Подбежавший отец лишь облегчённо вздохнул. Сделав короткую передышку, граф оглядел кипящее вокруг него сражение. Неподдельное изумление и гордость почувствовал он при виде своих рыцарей, которые не только не отступили, но и начали теснить бургундцев. Издав дикий рык, он с новыми силами бросился на бургундцев. Филипп сражался бок о бок со своим отцом. Рубка продолжалась более получаса. Арманьяки стояли, словно изваяние из камней. Они отступали лишь тогда, когда умирали. Не выдержав столь яростного сопротивления, бургундцы вновь отступили, оставив на поле битвы не менее ста человек. Арманьяков едва набралось бы тридцать, но бургундцы почему-то медлили с атакой и не нападали на них.

– Посмотри на бургундцев, Бернар, – Монтегю, со лба которого сочилась кровь, ибо он был легко ранен, хохоча, указал на них, – они больше не верят в свою победу.

И действительно, бургундцы что-то яростно обсуждали. Раскол в их рядах был совершенно очевиден.

– Возможно, нам удастся совершить чудо, – пробормотал граф. Он ласково и с любовью посмотрел на сына.

– Сегодня ты стал настоящим воином, Филипп. Ты спас мою жизнь в настоящем бою. На колени, виконт Арманьяк.

Ещё не веря происходящему, Филипп преклонил колено перед отцом.

Граф Арманьяк положил край окровавленного меча на плечо сына и торжественно произнёс:

– Посвящаю тебя в рыцари, сын мой…. но тут его речь была прервана звуком труб, при котором бургундцы завопили от восторга. В конце улицы появился крупный конный отряд.

– Бургундская гвардия! Всё кончено, – граф усталым взглядом посмотрел на Монтегю.

– Мы погибли!

– Но мы ещё можем спасти жизнь Филиппа! – последовал ответ.

Граф воодушевился. Он наклонился к Филиппу и прошептал:

– Как только начнётся бой, беги, Филипп! Филипп кивнул в знак того, что понимает всё.

Бургундцы предложили арманьякам сдаться, но они гордо отказались.

– Тогда умрите, арманьяки, – закричали бургундцы, бросаясь на них.

Пешие воины под прикрытием двух сотен рыцарей кинулись на арманьяков. В течение четверти часа почти все арманьяки погибли. В живых остались только граф и Монтегю. Их окружили плотным кольцом, обезоружили и повалили на землю. Гилберт де Лануа находился среди тех, кто собирался нанести поражающий удар, когда раздался голос маркиза д'Антрага, капитана бургундской гвардии.

– Не убивать, брать живьём!

Гилберт де Лануа подскочил к капитану бургундской гвардии и закричал:

– Их нельзя оставлять в живых, их надо умертвить! Капитан холодно посмотрел на Лануа.

– У меня приказ герцога Бургундского! Лануа, кусая губы, отступил.

Графа Арманьяка и Ги де Монтегю бросили связанными в повозку. И почти сразу же туда бросили связанного Филиппа. Отец и сын встретились взглядами. Взгляд Филиппа говорил:

– Я не смог бросить тебя, отец!

Над всеми троими нависло усмехающееся лицо. На бургундце была надета форма копейщика. Он некоторое время с довольным видом смотрел на пленных, потом коротко бросил:

– Увезите эти жалкие остатки арманьяков в Шатле. У них не осталось ни сил, ни мужества, ни чести.

– Назови своё имя, мерзкий бургундец, – охваченный яростью, закричал Ги де Монтегю, – назови имя того, кто оскорбил Арманьяка.

– Гийом де Лануа!

Ещё перед тем, как их увезли, Филипп увидел, как убивают безоружных людей, обагряя их кровью стены святой церкви.

Глава 5 КАЗНЬ

Начавшись 25 сентября 1407 года, резня арманьяков в Париже длилась десять дней. За это время весь Париж залили кровью арманьяков. Счёт убитых шёл на тысячи. Мостовые и стены домов были в крови. Многие дома сожжены. Ночь дьявола проявилась во всей своей зловещей сущности. Убийства, грабежи и насилие стали в эти дни обычным явлением. Казалось, ничто не насытит кровожадную толпу, рыскающую по городу в поисках очередной жертвы. Встречаясь друг с другом, горожане только и говорили о том, сколько арманьяков убил каждый из них. При этом в их голосах звучало такое торжество, словно они совершали нечто богоугодное, а не братоубийство. Спроси кто-нибудь горожан, что плохого сделали арманьяки, они наверняка бы затруднились ответить на этот вопрос. Впрочем, вопросы в эти дни не имели значения, равно и ответы, которых и вовсе не было, да и не могло быть. Единственными, у кого они были и которые не только знали, но и направляли все эти дни резню арманьяков, подогревая ярость парижан, – были члены ордена «лионских бедняков». Возглавляемые Гилбертом де Лануа и Кабошом, который всякий раз показывал перевязанную руку, на которой отсутствовала кисть, и похвалялся тем, что потерял её в схватке с арманьяками возле церкви святой Катерины, члены ордена находились все эти дни неизменно на улицах Парижа. Они бдительно следили за тем, чтоб никто из арманьяков не ушёл от расправы, и были самыми яростными из убийц. К исходу десятого дня им это полностью удалось. Убийства пошли на убыль по той простой причине, что не осталось в живых ни одного из арманьяков или их сторонников. А если и остались, по-видимому, они покинули стены Парижа, ибо город нёс для них в своих объятиях смертный приговор.