Цыпочка - [29]

И этим я был обязан Анне Франк, мученице и символу всего хорошего, что есть в человеке.

* * *

— Вау, да… это звучит… странно, — обычно я никогда так не говорил.

Но все когда-то бывает впервые. Радуга проглотила это и улыбнулась, словно я положил ей в рот большую ложку сладкого соуса.

Потом она разделась. Я развеселился: Радуга стала первой клиенткой, которая сняла одежду раньше меня. Для старой женщины у нее было прекрасное тело. Впрочем, старыми я называл всех женщин после двадцати пяти. Я воспользовался возможностью хорошенько ее рассмотреть: гибкие мышцы, тонкая талия и красивые груди с большими коричневыми сосками. Я даже решил, что больше никогда не буду судить о книге по обложке.

Радуга позировала для меня. В этом не было ничего вульгарного или показушного. Она явно принадлежала к тому довольно редкому типу людей, которые свободно чувствуют себя обнаженными.

— У тебя великолепное тело, — я мог бы сказать так, даже если бы это было неправдой, но гораздо легче и приятнее говорить такое, когда это соответствует действительности.

Мой комплимент доставил ей удовольствие. Она не была несчастной женщиной, как Джорджия или Франни, но ей тоже понравились мои слова.

— Ты хочешь, чтобы я разделся? — пытался я доставить удовольствие клиентке.

— Делай так, как тебе нравится, — ответила Радуга.

Вот это да! Так, как мне нравится… Такого мне никогда не говорили.

Не только от клиенток, но и в реальной жизни я не слышал от девушек таких слов.

Наверное, учиться оргазму без эякуляции лучше все-таки голым. Так что я, не ломаясь, разделся.

Радуга села в позу лотоса напротив меня на своей невероятной кровати. Упорно, но безуспешно я попытался принять такую же позу. Мои ноги, унаследованные от дедушки шахтера, упрямо не хотели раздвигаться. Я очень старался, но, черт побери, мне было слишком больно.

— Не надо, если больно. Не делай ничего такого, что причиняет неудобство, — проговорила Радуга. Да уж, надо общаться с хиппи, они знают все о любви и мире, они действительно знают.

Радуга показала мне, как нужно глубоко дышать, и мы задышали вместе, стараясь почувствовать струящуюся сквозь тело жизненную силу. Я не особо ощущал какие-то там силы, проходящие сквозь меня, но Радуга вроде чувствовала, и для меня этого было достаточно. Мою же душу грели доллары в кармане брюк. Деньги были моей жизненной энергией.

Мне казалось, что мы сидели и дышали недели две. И в конечном итоге я действительно почувствовал какой-то свет, озаряющий меня, и тепло, согревающее меня изнутри. Как тогда, когда я выкурил свою первую сигарету. Кто-то хотел платить мне за то, чтобы я сидел и глубоко дышал? Нет проблем, я буду это делать.

Наконец Радуга закончила дыхательные упражнения и взяла меня за руку. С гипнотической улыбкой она водила по своему телу моей рукой, показывая мне, как играть с сосками большим и указательным пальцами. Коричневый сосок набухал и твердел, а Радуга слегка постанывала, довольная моими действиями. Мне нравились эти тихие звуки и ее запах, щекотавший мои ноздри. Радуга положила мою руку себе между ног и стала совершать ею плавные вращательные движения, одновременно прижимая мою голову к своей шее и нашептывая:

— Поцелуй меня нежно…

Я осторожно покусывал ее шею, как фруктовый пирог, а она гортанно стонала. Все двигалось в четком ритме, словно хорошо смазанная секс-машина. Меховое одеяло ласково скользило под нами, а Радуга вела меня, как опытный авиадиспетчер. Я заменил руку на вагине ртом, и Радуга начала хрипеть, стонать и метаться так, будто хотела развалить дом, устроив маленькое землетрясение.

Я внутренне улыбался. Меня обучили искусству вызывания женского оргазма, и мне же за это заплатили. Америка — страна что надо!

— Сейчас я почти уже там… если я разрешу себе, то упаду прямо в водопад… но… я… не… я хочу остаться… прямо здесь… и дать… волнам… проходить через меня… вот одна… медле-е-енно… стоп! — завизжала и застонала Радуга, — теперь медле-енно-о… еще одна… оххххххххххххх… Господи!

Радуга разразилась криком. Шикарная маленькая смерть. Когда она снова кончила мне прямо на язык, я впервые понял, о чем она говорила. А где-то улыбался Эйнштейн, мелькала втиснутая в секунду вечность, и бесконечность спрессовывалась в песчинку…

А еще я думал о том, как меня трахнули в задницу. Думал об отце — рабе своего завода взрывчатых материалов, о дедушке, рубающем уголек. Я бы не хотел повторить их жизнь: не хотел заполучить заболевание легких, не хотел высушить мозги и сдохнуть от инсульта в пятьдесят лет.

Если бы заниматься сексом за деньги было всегда так классно, я бы еще долго играл в эти приятные игры и дарил бы женщинам шикарную маленькую смерть.

* * *

Когда мне было одиннадцать, Алабама стояла на пятнадцатом месте в Америке по уровню образования. Моя отчаянная мать решила во что бы то ни стало отдать нас с братом в лучшую школу штата.

Мы, собственно, не возражали. Единственное, что нас смущало, были чрезвычайно строгие вступительные экзамены. Но предки пообещали, что если мы их сдадим, то можем заказать себе в подарок какую-нибудь классную штучку. Мой брат хотел шикарный «стингрей», лучший, пожалуй, велосипед в мире. Я мечтал о новом наборе для гольфа, который я присмотрел в витрине спортивного магазина.