Цыганский роман - [36]
Был у нее еще второй вид… Брови разъехались, словно нет удержу характеру Любки… Глаза насмешливые и ехидные-ехидные!.. Того и гляди подшутит!.. Да так, что не встанешь!.. Даже воротничок топорщился!.. И все казалось, что кто-то попытался обнять мою Любку, а она, конечно, вырвалась и с неприязнью смотрит на меня!.. Потому что не вступился? Но я же не знал, Люба! «…Любушка, Любушка-голубушка, я тебя не в силах позабыть!..» А ведь забыл!..
А оратор потрясает руками, проклинает! Сколько людей «загублэно москалямы»… И какие люди! Выдатни[9] пысьмэнныкы!.. Выничэнко!.. Читал я немного — интересно!.. Были в руках томики, которые кто-то «сховал» на чердаке… Запрещенная литература!.. Мыкытэнко!.. Писатели, деятели… Делятся не по литературным направлениям, как нас учили, а как деятели… Члены правительства… Республики на колесах. В гражданскую… Одно название чего стоит… Несерьезное: на колесах… В вагонах… И когда писали книги!.. Контрреволюционеры!.. И рядом с революционером-демократом Шевченко!.. Его угнетало царское правительство, а эти неизвестно из какого!.. В этих республиках на колесах что ни вагон, то правительство!.. Что ни деятель — писатель!.. И все «зныщэно»!.. Уничтожено!.. А может, они такого натворили, что люди могут… Подумать… Однако люди все были за Радянськую Украину… Все… Кроме тех, кто сидит в этом зале?.. И слушает такие речи!.. О давителях украинской культуры… И я слушаю… Но я другое!.. Почему?.. Потому что кровь?.. Вот я и сам противопоставляю! Оказывается, несложно!.. А дядька с нагайкой защитник тех замечательных «пысьмэнныкив», которых «зныщэно»!.. Все перепуталось, все!.. Кроме Любки…
Она так высокомерно разговаривала с нами, ее ровесниками, что я не решался подойти к ней… Тем более заговорить!.. Хотя был влюблен до потери сознания!.. Или, как признавалась Любка потом, «до нэстямы…». То же самое, что я, только по-украински… Не так стыдно, неловко признаваться… И она призналась!.. Потом… А сперва ее мать, эта самая Оксана Петровна нас познакомила… На одной олимпиаде, где я читал стихи… Помню: «Тополей седая стая, воздух тополиный, Украина, мать родная, нэнька Украина!.. На твоем степном раздолье…» Ну и так далее, и так далее из Багрицкого. «Дума про Опанаса»… «Опанас, работай чисто, мушкой не моргая, неудобно коммунисту бегать как борзая!..»
Дядька в жупане — это же чистый Опанас! Только тот «убивать не хочет!», а этот пришьет за милую душу! А потом «у комбрига мах ядреный, тяжелей свинчатки, размахнулся и с разгона хлобысть по сопатке!..». Как все просто решалось!.. В книгах… Потом… Когда отгремело… И про нас напишут!.. Потом… А сейчас я смотрю и вспоминаю: «Так пускай и я погибну у Попова лога той же славною кончиной, как Иосиф Коган…» И Любка будет смотреть вслед грустными глазами… Не будет… Тогда, когда познакомились и она пела, может быть!.. Мы верили. И расставаясь, давали клятвы… Как в моих стихах. Как в ее песнях… И ее мама шутила: «Чим нэ пара! Чудово! Просто чудово!.. По-русски она говорила очень старательно, в словах «Любочка» и «чудово» жестко произносила букву «ч». А моя мать и тогда хмурилась: «Ну артисты! Это надо ж!..» И покачивала головой. Как будто знала наперед, что в оккупации мы разбредемся каждый по своим углам. Какие там клятвы!.. Но у меня положение! Дядька в жупане опять выперся на авансцену и смотрит… на меня!.. Прямо на меня!.. А я делаю вид, что внимательно слушаю. Как будто это поможет… Знакомую историю… Мордатый дядька притащил докладчику стакан с водой. Этот не похож на тех, что ссылали, но смотрит люто, как обиженный… И прямо в зал… А оратор хлебнул воды и продолжал…
Про знаменитого артиста, который выступал на «кону» — на сцене — в конце прошлого и в начале этого века. Говорили, что он встречал в Киеве самого Петлюру верхом на белом коне. Враг! Безусловно, враг… Украины… Какой? Радянськой!.. А его внук или племянник выступал на этом же «кону» и славил великого Сталина!..
Любка, с которой мы тогда были в зале, морщилась. Неприятно было смотреть, как старый человек… Уже тоже классик, плачет… А кругом радовались люди… И мне казалось, что в моей Любке что-то не так, если она не волнуется, как все… Как люди!.. Как я…
А потом в драмколлективе Дворца пионеров, где я занимался, руководитель — старый артист — рассказывал про «внука»: оказывается, что тот еще задолго до революции играл Хлестакова. «Таку роляку абы кому нэ дадуть!» — качал головой бывший актер. Словом, «племянник» уже тогда был «выдатный», а распинался перед залом, дескать, «тилькы завдякы товарышеви…». Только благодаря!.. Он говорил слова о «натхнэнни», то есть вдохновении, которым одарил его вождь. И о том, что все они просто «выконавци» — исполнители великих идей. Говорил, говорил и вдруг расплакался!.. Сперва аккуратно хлюпал носом. Потом большой пухлой рукой прижимал огромный белоснежный платок — из старых добрых времен. И долго стоял на сцене, хлопал в ладоши и не скрывал слез. И все хлопали и тоже «не скрывали». Если вместе со всеми, то не стыдно. Хотя Любка морщилась, а я расспрашивал бывшего актера и удивлялся: зачем нужно было говорить, что он только благодаря Сталину научился играть?.. Надо отдать должное Любке, она почувствовала фальшь раньше меня… А вот теперь она слушает всю эти белиберду и молчит… Жизнь заставляет?..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.