Цыганский роман - [198]

— Расслабить немца — это нужно суметь! — похохатывал он, пытаясь выпрямить покатые бабьи плечи. Что он, никогда не видел себя в зеркале? Я снова удивляюсь, как в случае с «автошаржем», такой тщедушный тип, а чувствует себя нибелунгом! И то, что нос у него как у самого поганого гриба, его не смущает! Удивительное свойство? Национальное? Скорее, нацистское.

Он начинает совершенно непонятный разговор, а сопровождает его детской игрой. Достает серую эсэсовскую пилотку и поворачивает ее ко мне эмблемой: оловянный череп и скрещенные кости. Что в этом интересного: насмотрелся в оккупации! Даже странно: он будто «смалился» — тычет пальцем в оловянный, а потом — в свой череп! Откуда у него пилотка: специально для меня припас или оставил эсэсовец, который «получал» в лагере военнопленных? Но самое странное — игра, которую затевает немец: палец скачет с черепа на череп, с черепа на череп!..

Что он хочет этим сказать? Изображает смерть? Мою смерть! Отрицательно машет головой: не в этом дело! Действительно, станет он угрожать мне, если я весь в его руках! А он снова тычет пальцем в свой череп, в тот, что красуется на пилотке, и в мой лоб…

Мальчик сходит с ума, он не понимает!.. Видно, у немца запаса русских слов не хватает, чтобы объяснить суть игры. Одно понимает мальчик после всех манипуляций: череп, то есть смерть, не имеет отношения к нему, мальчику. Странная какая-то «считалочка», где участвуют немецкий офицер, русский мальчик и оловянный череп!

Но, допустим, мальчик понял, что череп — эта эмблема смерти — не имеет к нему отношения. Разумеется, не в прямом смысле, а в философском. Но какая, интересно, идея вытекает из такой «считалочки»? И юноша, успокоившись относительно своей судьбы в ближайшие десять минут (а кто может рассчитывать на большее в военное время!), начинает постигать «философию»: оловянный череп имеет прямое отношение к самому немцу!

Я припоминаю открытый рот и пухлые губы мальчика, и мне хочется подсказать ему из «сегодня»: немец желает сказать, что вешает череп на пилотку вовсе не для устрашения мальчиков. Он показывает врагам: смерть им, немцам, не страшна, и потому они носят такую эмблему! Странно? Нисколько. «Смерть не страшна! — услышит он и в нашей песне. — С ней не раз мы встречались в степи»… Он всего один раз встретился именно в степи, но решил — страшна! Такой странный мальчик или такая странная песня? «И коль придется в землю лечь, так это ж только раз!» — услышит он в другой песне и подумает: а раза-то и достаточно! Страшно трусливый мальчик или слишком храбрая песня? «Дай ему раза́?» — говорят у него на родине, но то же и у немцев. У каких? А у таких, как этот.

Только что очередную «пятерку» увели в подвал, где работает страшный молот, и после этого, нате вам, здрасьте, оказывается, должен бояться «оловянного черепа» немец, а не тот, кого погнали в подвал!

Немец раздражается, сердится немец — у него серьезный философский разговор, а у мальчика — примитив! Где ему, парнишке, понять, что пиратская метка — вещь не бандитская, а «сугубо философская». Сегодня я уже мог бы кое-что подсказать юноше, а тогда стоял перед немцем с раскрытым ртом. Правда, до войны читал Ницше и проникся его мистической притягательной силой, не ведая, что и убив не поверит! Захлопнув «Заратустру», мальчик сладко уснул, не подозревая, что когда-нибудь ему придется беседовать на философские темы с живым ницшеанцем.

Но парню, которому необходимо увернуться от смерти, не до философии. Они, немцы, повесили у себя на лбах черепа, потому что презирают смерть, не боятся ее? Стараются не бояться. Пытаются вычеркнуть из сознания это понятие. Все стараются вычеркнуть, чтобы не бояться. Черен и эти скрещенные кости украшали кресты масонов, я сам видел серебряные кости на серебряном кресте. Крест и скрещение костей! Но зайдите в православную церковь — и увидите!.. Ну, а если сопоставить эту эмблему с «Готт мит унс!» на пряжке у каждого немца, с фельдкуратом в каждой части! Откуда ему, юноше, знать, что фюрер готовился отменить старую веру, пожалованную миру евреями, и заменить ее подлинно германской? Но можно «отменить» веру, смерть отменить нельзя. И страх смерти — тоже. Даже, «смертию смерть поправ». И отдавали жизни в борьбе со смертью! И со всех сторон, как вурдалаки, набрасывались те, кто требовал жизни для одоления смерти. Вот она и одолевала!

Не до того мальчику, у которого смерть под ногами, в подвале. И ни за что не поверит он, что масонские черепа символизируют идею усовершенствования, а эсэсовцы проходят все ступени усовершенствования! Этот, который разбивает людей на пятерки, усовершенствовался! Н куда бы ни пристраивали масонские кости — к немцам или евреям, — мясо на них не нарастет!

Сколько ни учи мальчика: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» — он думает: «Лучше не умирать!» Ему очень стыдно бояться смерти, но он боится. Что с того, что черепушка с костями обозначает презрение к смерти, его нет, этого презрения. Он узнает, что «паук смерти» — свастика, обозначает у индусов солнцевращение, но для него солнце перестанет вращаться в тот самый миг, как человек с уймой символов пошлет его в подвал. Молнии в эсэсовских петлицах — тибетский знак весеннего равноденствия. Древний символ. А доживет ли мальчик до весны, до лета, до осени?