Цыганская свадьба - [47]

Он припомнил: Савийя говорила, что они поменяли место стоянки, когда после неудачного покушения Джетро отправил своих людей его разыскивать.

Хотя маркиз понимал, что пятьдесят человек надолго спрятать невозможно, лес был настолько велик, что поиски могли занять несколько дней — если ему не будет сопутствовать особая удача.

Его преследовала мысль о том, что Савийя с самого начала планировала оставить его, как только он будет достаточно здоров и перестанет нуждаться в ее уходе.

Он знал, что она очень остро сознавала все различия и преграды, которые существовали между ними: с ее умом нельзя было не понимать, какими будут последствия его союза с цыганкой, — как ясно понимал это и сам маркиз. Они происходили из двух разных миров, — и оба мира должны были их отвергнуть.

Савийя была настолько чутка, и их сердца и души находились в такой тесной связи, что маркиз ни на секунду не сомневался в том, что ей известно, как он беспокоится относительно всех проблем, которые вызовет их совместная жизнь. А в случае брака трудности будут еще более серьезными — не только с его точки зрения, но и с точки зрения самой Савийи.

Маркиз понимал, что Савийя была совершенно искренна, когда призналась ему, что для цыгана нет ничего страшнее, чем изгнание из табора.

Цыганское сообщество было очень тесным, а от остальных людей они держались особняком, — изгнание для них было таким же серьезным наказанием, каким для католика становилось отлучение от церкви.

Брак между цыганкой и горджио осуждался всеми таборами, в которых придерживались старинных обычаев ромов и жили, не смешиваясь с другими народами.

Когда-то Савийя рассказала маркизу, что хотя в некоторых исключительных случаях такой брак и не влек за собой изгнания, нарушитель закона, неважно, мужчина или женщина, терял право называть себя цыганом.

— Иногда, — добавила она, — это распространяется на всю семью и потомков виновного.

— Но это же несправедливо, жестоко! — возмущенно воскликнул тогда маркиз.

— Это хуже смерти! — тихо откликнулась Савийя.

Вспоминая этот разговор, маркиз был уверен: Савийя решила бежать из-за того, что он сказал главному констеблю о своем намерении сделать ее своей супругой.

— Я люблю тебя! — сказал он Савийе как-то в один из вечеров, когда она сидела у двери кибитки, а он наблюдал за ней, полулежа в постели на высоко взбитых подушках.

При этих словах в глазах девушки вдруг вспыхнул огонь, осветивший все ее лицо и сделавший его ослепительно прекрасным.

Тогда он спросил:

— А что такое любовь, Савийя? До этого дня я этого чувства не знал!

Она посмотрела куда-то вдаль, и на лице ее появилось серьезно-сосредоточенное выражение. Маркиз понял, что она пытается найти разумный и убедительный ответ на его вопрос.

Помолчав несколько минут, она сказала:

— Я думаю, что любовь — это такое чувство, когда другой человек становится для тебя настолько важным, что о себе уже не вспоминаешь. Ты сам почти перестаешь существовать, потому что вся твоя жизнь — в другом человеке.

Тут она повернулась к маркизу и с сияющими, как звезды, глазами закончила свою мысль:

— Ты живешь любимым… и готов за него умереть.

— И именно такое чувство ты испытываешь ко мне? — спросил потрясенный маркиз.

Савийя встала, вошла в кибитку и опустилась на колени подле его постели.

— Ты знаешь, что именно такое. Мне нужно одно: чтобы ты был счастлив.

— Я буду счастлив, пока ты со мной.

Тесно прижав ее к себе, он вдруг с неожиданной проницательностью почувствовал, что Савийя не принадлежит ему полностью и безоговорочно: какая-то частичка ее души оставалась от него закрытой.

Между ними оставалась некая преграда, какая-то недоговоренность, которую он ощущал подсознательно, не мог объяснить. И вот теперь он с отчаянием понял в чем было дело.

«Как мне убедить ее, — спрашивал он себя, — что в мире нет ничего важнее нашей любви, нашей потребности быть вместе?»

Он вспомнил, как прежде никогда не верил в то, что сможет когда-нибудь полюбить. Ему было непонятно, как это для Юдит любовь вдруг стала важнее герцогского титула и места на самой вершине аристократического общества.

Она отказалась от возможности стать герцогиней ради какого-то американца, чей образ жизни совершенно не походил на все, к чему она привыкла. Между ними не могло быть ничего общего — кроме взаимной любви.

Нет! Тогда он никак не мог этого понять.

Он, пожалуй, даже посмеялся бы над всеми, кто мог настолько отдаться своему чувству, что готов был поменять всю свою жизнь, забыть свое прошлое и все, что оно значило для настоящего. Ведь все это делалось ради чувства столь неуловимого, что люди даже не могли его объяснить!

«Вот теперь мне совсем не хочется смеяться!» — почти с яростью сказал себе маркиз.

Ему необходимо было отыскать Савийю, но он чувствовал, что время его истекает.

Если, как он подозревал, цыгане готовятся уехать, если они перекочуют из этих мест, то сможет ли он когда-нибудь снова найти свою любовь?

Ее племя — кочевники, странники. Многовековые преследования научили их скрываться, исчезать в лабиринтах лесов и гор, холмов и долин, так что их становилось почти невозможно отыскать.