Цветы в огне войны - [45]

В сарае люди разбрелись по группам. Изможденные долгим переходом, они попадали без сил. Поскольку каждый приблизительно понимал, что им подарит день грядущий, все стремились восстановить силы, сон был единственной отрадой людей, потерявших в этой жизни все, включая свободу.

Утром, с рассветом, их разбудили надсмотрщики. Все сходили по очереди в уборную, сколоченную неподалеку. Затем людям раздали плошки, в которых была разлита похлебка. На этот раз, как выразилась Матрена, было съедобно. Все быстро хлебали ложками. После еды людей построили и повели на наряд к хозяйке. Неподалеку собралась кучка местных крестьян.

Им было любопытно поглазеть на приезжих работяг.

Таня же, в свою очередь, с любопытством оглядывала здешние окрестности, строения, сараи, склады с большими замками, площадки с сельхозтехникой, где стояли сеялки, плуги, молотилки и т д. Около всего этого имущества расхаживал добротный мужик с длинными усами, опущенными вниз, на голове у него был выстрижен хохолок. На мужике был грязный клеенчатый фартук, по всему было видно, что это механик.

Неподалеку стояла побеленная белой глиной хата. Здесь, судя по всему, жила хозяйка. Дом был обнесен плетнем из ивовых прутьев. Перед домом была разбита клумба из красивых цветов. Увидев это, Таня завораживающе стала смотреть в сторону дома хозяйки, но времени на это не было, их повели на работы.

Вечером дед Гриша поведал ей, что дома здесь строят из самана, то есть кизяка. Это замес, в который входит глина, солома, песок, коровий навоз, а потом его месят и делают подобие больших кирпичей для строительства домов. Крышу делают непромокаемой и застилают соломой. Стены белят раствором из мела, и чем белее стены, тем состоятельней считается хозяин. А вот двор у них называется «курень». А вообще, весь двор называется хутором. «Так что мы будем жить на хуторе», – подытожил дед Гриша.

Таня в очередной раз была поражена тем, что ее дедушка знал все обо всем. Но и сама она в разговоре с дедушкой всегда проявляла интерес и любознательность.

– Почему они дома строят из кизяков, а не из леса? – спросила Таня.

– Хороший вопрос внучка, а где ты видишь у них здесь лес? Это у нас брянские леса, кругом сосны, а у них коровье говно – самый распространенный доходный материал для стройки дома.

Он показал на ровные улицы белых домов, которые расположились по всей деревни. В это время их увидела проходившая хозяйка.

– А что это вы прохлаждаетесь здесь? Я этого не потерплю! С утренней зарей вы будете уходить в поле на работу, а на закате возвращаться.

Она говорила на украинском языке, перемешивая его с русскими словами. Тане было это понятно, так как в деревне Глинное, где она родилась и выросла, многие говорили на смешанном украинско-русском языке.

– Васильевич, будешь всем давать задание на день, проверять сделанную работу, нерадивых наказывай и жрать ленивым не давай! – скомандовала хозяйка старосте.

На работу погнали всех. Шли сначала по улице, а потом по пыльной дороге к полям, хозяйкиным землям. Местные жители с любопытством разглядывали батраков.

– А що за людыни, звиткили они взялыс в наших краях? Це, наверное, москали, кацапы. Барыня наша, Анна, казала, что це партизанские помощники, жили они в лесах.

Но тут не выдержал наш дед Гриша:

– Что же вы такое говорите, люди добрые? Мы такие же мирные люди, как и вы. Жили в своих домах, пока немцы нашу деревню всю сожгли дотла, а нас выбросили на произвол судьбы. Немецкий порядок нам был не нужен, ведь немцы – это захватчики, пришли и воюют на нашей земле. А вам-то, простым людям, что даст немецкая власть, рай, думаете?

И вдруг одна пожилая женщина заговорила на русском языке, печально качая головой:

– Да, может быть, для барыни Анны будущая власть и принесет хорошую сытную жизнь. Вот она батраков себе уже купила из простых русских крестьян. Вот и у нас есть такие, которые, пользуясь случаем, грабят и присваивают себе земли, народное добро, служат немцам. А нас, простых людей, ежедневно трясут налогами, отбирают запасы: подавай им яйца, молоко, хлеб, картошку. Чтоб им!.. – женщина в сердцах выругалась, на нее зашукали сельчане, кто одобрительно, а кто и с угрозой. Но Аграфена (так звали эту женщину) продолжала – я никого не боюсь, нет у меня страха перед немцами и полицаями. Это наша земля, и мы будем бороться за нее все вместе. Мой муж и сын воевали за ридну Украину, а я получила только похоронки на них. Так что мне ничего уже не страшно. А барыне вашей еще отрыгнется, помяните мои слова. Придет время, погонят отсюда этих супостатов с нашей многострадальной земли. Всех, кто им помогает, к стенке, за измену Родине!

Мужик в красной сатиновой рубахе, подпоясанный кушаком, с выбритым хохолком на макушке стал визгливо кричать:

– Аграфена, а ты шо забыла, ведь при советской власти хорошо жили только коммунисты, а простые люди тоже были чернью. Также налогами давили, все отдай задарма, забыла, что ли? Работали задарма, но еще и в тюрьму можно было загреметь по наводке.

В это время подошел староста:

– А ну-ка прекратить митинговать! – прокричал он разъяренным тоном. – Я не допущу этого, все на работу!