Цветы в огне войны - [33]

Вдруг на поляну выбежала женщина с растрепанными волосами и истошно закричала: «Ваня, Ванечка, сыночек, где же ты?»

В это время самолет раз за разом разворачивался и остервенело продолжал стрелять. От вида красной звезды, немцы ожесточились и решили все сокрушить. Сломалась и упала елка, пулями скосило и разбросало вокруг снег. Женщина подбежала к елке, и увидела своего сыночка, распростертого и окровавленного. Ваня не успел убежать со всеми ребятишками, спрятался за снеговиком, но пули нашли и убили мальчика. Ему было шесть лет. Мама подбежала к Ванечке, взяла на руки, прижала к себе, и горько-горько запричитала:

– Это я виновата, не уберегла сыночка, что же я наделала!..

Мать понесла его к землянке, смотрела на его личико, закрытые глазки и повторяла: «Прости меня, сынок, прости». Три дня она не выходила из землянки и никого не пускала к себе, обезумев от горя. Матушка Настасья решила поговорить с ней. Она объяснила ей, что Ванечку нужно предать земле, чтобы его душа обрела покой. Значит, так было угодно Господу. Выкопали могилку и похоронили Ваню. Отец Александр прочитал молитву за упокой его души. Мать упала на могилку сына и долго рыдала, простирая руки к небу.

Таня сбегала к Неруссе, нарвала зимний букетик из ягод калины и положила на могилку со словами: «Дай, Боже, ему покоя и спокойствия, а нам мира на земле». Ночью она долго не могла заснуть. Таня не плакала, характер у нее

был твердый, а сердце ее заледенело. Под утро ей приснился сон: Ванечка стоял, весь в солнечном свете, в окружении светлых ангелов, и издалека махал ручкой…

Полицаи в лагере беженцев

Сразу после Нового года в лагерь беженцев подъехали подводы с полицаями. Впереди, на козырях, в красивой зимней пролетке красовался старший полицай, бывший председатель, коммунист Давыдов. Рядом с ним восседал немец, молодой унтер-офицер, весело наигрывая мелодию на губной гармошке. Все они были слегка навеселе. Сзади восседали их прихлебатели из местных, служивших немцам: Митроха, Окунь и другие. Митроха наигрывал на гармошке: «Имел бы я златые горы и реки полные вина…».

Таня вспомнила, как он пел ту же песню в начале войны на сборах, но, говорят, что Митроха быстро сбежал с призывного пункта и перешел к немцам. Подъехав к убежищу беженцев Давыдов отдал приказ, чтобы люди, желающие отметить новый год с ними, собрались на поляне.

– Если есть вшивые партизаны, пусть выходят к нам, не боятся. Говорят, что они бывают у вас в лагере. Чем быстрее мы их переловим, тем быстрее и вы заживете нормальной жизнью, построите себе дома, не будете жить в лесах, где нет условий! Подумайте, ведь у вас есть дети.

– Что, бабка Стеха, смотришь на меня, так есть здесь партизаны или нам обыскать?

Стеха злобно взглянула на него и выпалила:

– Никто тебя, Давыдов, не боится! Время наступит и вас наши партизаны прикончат, можешь не пыжиться перед нами.

Давыдов сделал вид, что не услышал эту фразу от бабки Стехы, и добавил:

– Эй, парни, несите из пролетки самогонку и закуску, угостим людей, давайте, подходите ближе, не бойтесь нас.

Полицаи кинулись к людям, прикладами стали сгонять их в кучу, пинали, толкали, стреляли в воздух. Люди с неохотой плелись, лица у всех были мрачные и растерянные. Они только вчера похоронили Ванечку, и все переживали, вспоминая варварское нападение немцев на мирных жителей. И сейчас, праздник с полицаями им был совсем не по душе. Один только дьякон Никон, заметно оживился, стал более разговорчивым.

– Тихо, народ, – прокричал Давыдов, – послушаем пана офицера!

Немецкий офицер на корявом русском языке рассказал о доблестной немецкой армии, о величайших победах, о скором окончании войны и прекрасной жизни с новой властью.

Давыдов один поаплодировал ему и потер руки, призывая принести горячительное, подавая знак полицаям. Они мигом принесли большую бутыль самогона, хлеб, сало, консервы. Пили сами, смачно заедая закусью, затем наливали в кружки и силой толкали людям в руки. Люди отказывались пить за победу фюрера, многие выливали невзначай, делая вид, что выпили.

Унтер-офицер обратил внимание на молодых девушек, стоявших в сторонке. Затем подошел и стал говорить на ломаном языке Ане и Тане, что они красивые девушки, и он может помочь им выбраться отсюда. Он устроит их в штабе, девушки будут убирать, варить. Унтер-офицер предложил подумать, прежде чем отвечать. Девушки сказали, что подумают, а сами засмеялись и убежали в землянку, от греха подальше.

На поляне шло веселье, полицаи пили сами и предлагали всем желающим. На середину вышла Акулина и молвила:

– Что ж, налей и мне, а почему ж не выпить, коль повод есть, а выпью я за вашу погибель.

Они были пьяны и не расслышали ее речь, иначе бы пристрелили Акулину за дерзкий тост, налили ей стакан с криком:

– На, пей, бабка, пока мы добрые, мы не всегда будем такими.

В это время Окунь разглядел Ольгу, поповскую дочку, пробегавшую вдалеке, и быстрым шагом пошел ей наперерез. Ольга и здесь выделялась среди всех

– в красном стеганом пальто, меховой шапочке, была очень хороша собой. Окунь попытался объясниться с ней в своем пьяном угаре, но она резко отшатнулась от него и вместе с отцом Александром вошла в свою землянку, закрывшись изнутри. Разозлившись и в миг протрезвев, Окунь выстрелил в воздух с криком: