Цветы осени - [2]
Жюльетта дотрагивается до листка в кармане. Завтра она вернется на чердак.
Не стану скрывать: гости к нам приходят редко. Дом моей бабушки не утратил буржуазной солидности по одной-единственной причине: все обитавшие в нем женщины идеально вели хозяйство — чтобы не умереть от скуки. Но все они навевали такую тоску на своих мужчин, что бедняги проводили большую гость времени в кафе, где долгими часами учились напиваться таким образом, чтобы этого не замечали окружающие. Думаю, отсюда и проблемы с головой у моего брата. Несправедливо, что дети расплачиваются за глупость родителей.
Как следует все обдумав, я поняла, что хочу быть пианисткой. Я уже довольно хорошо играю для своего возраста и, если еще позанимаюсь, через год или два смогу поступать в Консерваторию. Мама, естественно, считает меня сумасшедшей, но уже объявила, что готова сшить все концертные платья. Она говорит, что красивая внешность — не помеха моей профессии, моей будущей профессии. Я еще она говорит, что хорошенькая девушка может преуспеть с меньшим талантом, чем дурнушка. Я буду очень следить за собой, постараюсь выработать прямую осанку и не растолстеть. Это не легкомыслие, а долгосрочное вложение.
Но кое-что меня все-таки смущает. Слишком знаменитым женщинам бывает непросто найти мужа и уж совсем нелегко — удержать его. У меня особый характер: влюбляясь, я всегда спрашиваю себя, сможет ли наше чувство длиться вечно. По правде говоря, я никогда ни с кем не встречалась. Я очень требовательна: любовь, у которой нет будущего, не для меня, потому-то я никого к себе и не подпускаю. Чтобы быть до конца честной, признаюсь, что это правило не распространяется на Пьера Леблона, но он меня попросту не замечает. А как он хорош! И остроумен — всегда шутит, покуривая свои сигаретки. Пьер ездит на «панхарде» с желтыми кожаными сиденьями. Должно быть, его родители — весьма состоятельные люди, а может, он и сам богат. Ему около двадцати, и он наверняка участвует в бизнесе отца. Мари Бурде ведет себя так, словно они уже официально обручены, и, когда берет его за руку, всегда хихикает. Это разбивает мне сердце, но я не теряю достоинства. Сейчас мне не под силу состязаться с девицей, у которой такая большая грудь, и которой мать, в довершение всех моих несчастий, позволяет носить капроновые чулки. Но я думаю привлечь к себе внимание Пьера. Он будет покорен моим первым триумфальным выступлением. Я соблазню его силой одного только таланта. Дело зa мной и Шопеном!
Жюльетта смеется. Нет, не от всей души — так смеяться она разучилась, но живот у нее сотрясается от долгого беззвучного хохота.
Мари Бурде! Толстуха Бурде, которая торгует на рынке овощами со своего огорода, яйцами из собственного курятника и вечно ходит в цветастом фартуке! Миленькая невеста, что и говорить! Громадная, как корма корабля, и сморщенная, как печеное яблоко. А ты-то сама давно смотрелась в зеркало, бедная моя Жюльетта? Теперь у меня нет на это времени, но когда-то я была хорошенькой. Ну и на что она сгодилась, твоя красота? Помогла выйти замуж за Луи, который вечно ходит в тапочках, храпит по ночам, а в твою сторону даже не смотрит? Увы! Но Луи все-таки заботится обо мне. Каждое утро приносит завтрак в постель, а если с малышкой становится совсем уж тяжело управляться, берет мою руку и целует. Так он выражает свою любовь.
Жюльетта прекрасно знает, что это самообман и что пара-тройка поцелуев вовсе не компенсируют всего остального. Она выуживает из шляпной коробки второй листок. Там есть и еще — она нащупала их кончиками пальцев, но смотреть не стала.
Ей начинает нравиться чердачное уединение. Придя на второе свидание с собой, она решает продлить удовольствие и не думать, сколько еще раз сможет подняться под крышу.
Накануне, пропуская белье через валик стиральной машины в садовой пристройке, она почти забыла о своей первой находке. Как, Жюльетта, на дворе конец двадцатого века, а ты все еще пользуешься этой рухлядью? Но ведь машина исправна, так к чему мне избавляться от нее? Да и вообще, мне нравится работать в саду, на свежем воздухе. А зимой? Это неразумно, Жюльетта. Взгляни на свои руки. Кто теперь поверит, что когда-то ты так хорошо играла на пианино?
Руки в старческих пятнах, узловатые, шишковатые. Надо бы о них позаботиться, проявить хоть чуточку внимания. Жюльетта лезет в карман за платком и натыкается на листок бумаги — письмо, которое она сама себе написала, а оно только теперь дошло до адресата. Этот мрачный дом, где часы — целых четыре штуки! — без конца напоминают, что вы снова потратили на мечты шестьдесят драгоценных минут. Жюльетта утирает слезу, но куда там — высохший источник ожил, он вновь полон животворной влаги! Плачь, Жюльетта, плачь, моя Жюжю. Твоим слезам не переполнить таз с мыльной водой, где растворяются слюна и рвота маленькой Анны.
В конце концов Пьер Леблон обратил-таки внимание на Жюльетту. Это случилось во время праздника на ярмарке. Несколько акробатов, столб с призом на верхушке, тир да лавчонка со сластями — ничего особенного, но деревне, где люди так редко смеялись, хватило и этих маленьких радостей. На Жюльетте было голубое платье, перешитое из старой юбки матери, и почти новые белые сандалии. На дне кошелька позвякивали сэкономленные монетки — хватило бы на целый час развлечений, а потом ее мог бы приметить кто-нибудь из парней и пригласить в шатер циркачей. Она, конечно, не поделилась с матерью своими надеждами и выскользнула из дома, пряча лицо за носовым платком. Помада находилась под запретом, но искушение было так велико! Я даже напихала ваты в лифчик, как сейчас помню. Придя на ярмарку, я сразу увидела знаменитый «панхард». Сегодня мой счастливый день, сказала я себе. Мари Бурде поблизости не было. Пьер Леблон курил, прислонившись к капоту своего авто и глядя в землю. В своем кремовом костюме он был хорош до невозможности. На сей раз, малышка, нужно ловить удачу за хвост! Увы! Я ничего не знала о технике «ловли». Первой подойти к красивому парню — это легче сказать, чем сделать. Я плохо помню, как развивались события, слишком давно все это было. Знаю только, что разрыдалась как глупая корова, после того как мороженое — я купила его, чтобы выглядеть уверенной в себе и беззаботной! — шлепнулось прямо на сандалии, когда я наконец решилась сдвинуться с места и поздороваться с ним. И тогда Пьер Леблон оторвал взор от собственных туфель и взглянул на мои. Он смеется и утешает меня. Не прокатиться ли нам на его машине? И мы отправились вдвоем в Стервен, туда, где гнездятся птицы.
