Цветы осени - [12]
Без четверти три Жюльетта покидает свой дом. Она знает, что времени у нее вагон, и все-таки надеется, что, выйдя заранее, сократит эти пятнадцать минут до мгновения.
На улицах пусто. Да что это со мной, с чего мне бояться встреч с людьми? Я не делаю ничего плохого. Простой визит вежливости к старому знакомому.
Добравшись до улицы, где живет Пьер, Жюльетта замедляет шаг, только что на месте не топчется. На часах без пяти три, прийти заранее означало бы выдать свое нетерпение.
Я поклялась никогда не возвращаться в этот дом. Боже, сколько лет прошло… Никогда не говори «никогда». Смятый листок в кармане юбки напоминает об испытанном когда-то чувстве жгучего стыда. Возможно, я сумела бы забыть, не будь у меня этой мании все записывать, как будто моя жизнь способна хоть кого-нибудь заинтересовать. Кому они нужны, все эти свидетельства и признания? Уж точно не жалкой старухе, которой я стала. Что толку добавлять к заботам сожаления о прошлом.
Не знаю, хватит ли мне мужества описать только что пережитые события. Мой день рождения, «подпольно» отпразднованный у Леблонов, вышел более чем странным. Я ни разу у них не была, довольствуясь мечтами о большом богатом доме, обставленном фамильной мебелью и наполненном веселыми криками здоровых, красивых детей. Прошлым летом, идя вдоль садовой решетки, я стала случайной свидетельницей семейного обеда. Белая скатерть, столовое серебро, хрусталь. Мы-то всегда ели на клеенке, из выщербленных разномастных фаянсовых тарелок, и только по «великим праздникам» накрывали стол по всем правилам, изображая респектабельную и обеспеченную семью.
Пьер развлекал невесту брата — хорошенькую блондинку, в которую, по слухам, был влюблен. Я почти сразу ушла — и дело было не в ревности, просто я ощутила глубокую горечь, поняв, что мне нет места среди этих элегантных и благополучных людей.
Но вчера Пьер пригласил на чай меня одну — «в честь твоего дня рождения», так он сказал. Мама без колебаний дала разрешение: Пьер «забыл» уточнить, что его семья все еще не вернулась из Парижа…
Воображение меня не подвело, и я совершенно оробела: дом выглядел безупречным и гостеприимным — только не для меня. Для своих. Знаю, знаю, я мечтаю о величии, но не обманываю себя. В Бель-Иле, где каждому все известно о нашей семье — отец-алкоголик, брат с безумной склонностью к самоубийству, — я навсегда останусь гадким утенком. Не уверена, что Пьер решился бы пригласить меня, будь его родители дома.
Он был сама любезность, вел себя так, словно мы и не переставали общаться как добрые друзья. Я ожила, надеясь, что он забыл мучительную сцену, что произошла между нами в Париже. Я ведь и впрямь стала совсем другой женщиной, после того как нашла свой путь в жизни. Конечно, если бы я не провалилась с таким треском на конкурсе — проклятые руки! — то стала бы пианисткой и купалась в лучах славы, но теперь главное — правильно распорядиться дипломом учительницы. Я вовсе не собираюсь всю жизнь возиться с сопливыми детишками. Терпеть не могу малышню.
Он накрыл стол в зимнем саду: чай, миндальное печенье. И естественно, подарок — маленький розовый пакетик, перевязанный зеленой лентой. Сухо поцеловал меня в щеку, давая понять: останемся друзьями, не более того. Я чувствовала облегчение — и была раздосадована. Он спросил, какие у меня новости. Кое-что рассказал о себе и начал разливать чай, ничего не сказав о пакетике, на который я изо всех сил старалась не смотреть. Ничто из того, чего я опасалась, принимая приглашение Пьера, судя по всему, не должно было произойти, и… я была разочарована. Выдала ли я себя? Провоцировала ли его своим поведением, сама того не желая? Или Пьер намеренно вел себя так холодно, рассчитав, что я сдамся на милость победителя при первых же признаках потепления в наших отношениях? Я пила обжигающий чай (кстати сказать, терпеть его не могу!) и так сильно нервничала, что в горле стоял комок. А потом волнение разрядилось и я не нашла в себе силы сопротивляться, когда Пьер за руку повел меня в свою комнату.
Пойдем, сказал он. Коротко, но ясно. Это напоминало просьбу, но было приказом. Мне показалось, что между нами возникло электрическое напряжение, нечто среднее между болью и желанием, и я не смогла оттолкнуть его руку. Он никогда не говорил, что любит меня, — будем честны! — но я доверчиво позволила ему расстегнуть пуговицы на моей кофточке. Три маленькие перламутровые пуговички, не бог весть что. Но когда он коснулся пальцем ложбинки между грудями, глядя прямо мне в глаза, когда его ладонь легла на мою шею, я почувствовала, что умираю от стыда и желания. Не отрицаю — я поощряла Пьера, но инициатива все-таки принадлежала ему.
«Как далеко ты готова зайти? — внезапно спросил он и оттолкнул меня так же решительно, как минутой раньше притягивал к себе. — Ты со всеми парнями так себя ведешь?»
Я задохнулась от потрясения, он жутко покраснел и смотрел не на меня, а на дверь за моей спиной. Я обернулась и… оказалась лицом к лицу с его матерью, которая неожиданно вернулась из Парижа!
Я даже не успела умереть от унижения — меня слишком изумила и разозлила та сценка, которую Пьер разыграл для мадам. Какой же он трус, этот парень! Я молча вышла, попытавшись спасти остатки достоинства, и отправилась переживать обиду к воде. Я не могла сразу вернуться домой — мама не ждала меня так скоро.
М.: Фантом Пресс: Эксмо, 2008. – 224 с. (Серия «Легкие книги»)ISBN: 978-5-86471-455-3Переводчик: Александра ВасильковаОригинал: Arièle Butaux “Morue!”, 2006OCR – vanillaSpell-Check – natasha-shubinahttp://lady.webnice.ru/«Козлы!» – восклицали Элиза, Флоранс и Каролина, героини Ариэль Бюто. «Ну и штучки!» – отвечает им прекрасный принц, чей белый конь порядком притомился. Чем была бы любовь без ласковых словечек, чем была бы любовь, если бы мы не называли друг друга разными птичками, рыбками… да пусть и ругательствами?«Штучки!» – новая книга Ариэль Бюто, это продолжение романа в новеллах «Козлы!».
В новом романе Ариэль Бюто японская лаконичность переплетается с французским шармом. Он похож на японскую мелодию, тихо плывущую над крышами Парижа, — тайна, грусть и нежность…Музыкальный мир потрясен: воскресным утром в одной из гостиниц Венеции найдены мертвыми Эрик и Хисако, знаменитые пианисты, которые только что с триумфом завершили большой концертный тур. Все указывает на самоубийство, но в чем причина? Француз и японка познакомились еще в консерватории, где им пророчили большое будущее. Их соединили любовь и музыка — счастливая пара в жизни, блестящий дуэт на сцене.
Удивительно, как часто грубая оболочка может скрывать нежную сердцевину. Книга «Козлы!» — как раз тот самый случай. Кого-то название напугает, кого-то привлечет, но и те и другие будут приятно удивлены, начав читать эту тонкую и полную французского юмора книгу. Молодая и талантливая писательница Ариэль Бюто с симпатией, сочувствием и иронией раскрывает тайны личной жизни трех неразлучных подруг. Каролина обожает с головой кидаться в безрассудные романы и слегка помешана на страшненькой мебели из ИКЕА. Флоранс очаровательна и молода, но уже разведена.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».