Цветы на асфальте - [47]

чистый бланк сделать, а потом заполнить его по своему желанию.

Так можно судьбу иного человека переиначить, развернуть ее на сто восемьдесят градусов. Был, скажем, вор-рецидивист Леха Крест, честно трудового дня Родине не подаривший, а стал славным тружеником с прекрасной биографией, с солидным рабочим стажем.

Взметнулись вверх брови у Хардина.

«Припекать стало, — живо отметил это Алексей, — о своих тяжких задумался, погоди, сейчас совсем горячо станет».

— Да вы, Александр Иванович, не волнуйтесь. Я это тоже пока образно говорю. Тянет иногда на сочинительство.

Не торопился, приберегал на конец обвинительные слова, ждал реакции Хардина.

— Молодой человек, — тот возмущенно поднялся со стула. — Я вам заявляю...

— Извините, Александр Иванович, я еще не закончил. К тому же, в чужой монастырь, как известно, со своим уставом... Или вы что-то хотите сказать? Нет? Жаль. Не поняли вы мою мысль, иначе бы за нее ухватились. Есть у меня крепкое желание, такое крепкое, что трудно объяснить словами, но я постараюсь. Хочется еще раз услышать о ваших встречах — я не оговорился, именно о встречах — со «студентом», то есть Пашкой Горючкиным, по кличке «Огонь», единоутробным братом известного Лехи Креста. Желательно именно от вас услышать новую фамилию Креста, благословленную ему с вашей легкой руки, о тех деньгах, что за «работу» оставлены. Ну, а чтобы все сказанное мною наветом не прозвучало, посажу я через час-другой для очной ставки напротив вас этого рыжего и задам ему эти же вопросы. И по этому поводу подскажу одну прописную истину, которой ни один опытный преступник не чурается: факты — вещь упрямая, от них никуда не спрячешься, и тут уж никакими отговорками или молчанием себя не обелишь. Так что скажу смело: остались вы, Александр Иванович, у разбитого корыта, и рыбки золотой нет, чтобы все это в сон превратить.

— Какой же я дурак, щенку доверился, — еле слышно проговорил Хардин и испугался этих слов. Они прозвучали признанием.

— Ну вот и хорошо, лед тронулся.

Алексей поднялся. Ему не было жаль этого человека. Своя голова на плечах, не чужая.

— Я ненадолго, на полчаса, удалюсь, а вы освежите в памяти статью, речь в которой идет как раз о подделке документов. Хотя вам она и так до каждой буковки известна...

Он пододвинул к краю стола нетолстую книгу в темном переплете.

— Обратите внимание, что в части первой данной статьи наряду с лишением свободы законодатель сделал небольшую отдушину: исправительные работы на срок до одного года. Очень советую приглядеться. И суд всегда учитывает смягчающие вину обстоятельства.

Кажется, Хардин уже пришел в себя и с определенным интересом прислушивался к тому, что говорил Коротков.

— Вот, Александр Иванович, бумага и ручка. Ваше время уже начало отсчитывать секунды.

— А что будет через полчаса?

— Следователь Фирсова привезет постановление о заключении гражданина Хардина под стражу, и тогда ваши признания потеряют для суда свою смягчающую силу.

ПРИЗНАНИЕ

Александру Степановну Фирсову Алексей встретил в дежурной части. Поздоровались, молча кивнув друг другу. Привыкли даже среди своих не говорить о расследуемых делах. И лишь в кабинете Алексея, на третьем этаже, Фирсова облегченно бросила папку на стол.

— Читай, Алексей. Не знаю, какой ключик ты подобрал к этому рыжику, но прояснил он многое.

И по тому, как торопливо Коротков стал вынимать из папки исписанные листы, поняла: все эти часы ждал.

Фирсова отошла к окну, не хотела мешать. Пускай осмыслит, разложит по полочкам Пашкины признания.

Молча Коротков вчитывался в сухие протокольные строки, находил в покаянном потоке слов подтверждение своим догадкам, что-то новое, рассказанное очевидцем.

— Доволен?

Он оторвался от записей.

— Не то слово, Александра Степановна. Все входит в нужную колею. Мне сейчас, веришь, плясать хочется.

Улыбнулась Фирсова.

— Давай я извещу по телефону своего, пускай к вечеру пельменей наштампует. Да под стаканчик вина и споем «Вологду». Признаюсь, и я устала за эти дни. Столько разом работы добавилось.

— Нет, Александра Степановна, давай отложим пельмени до того дня, когда Крест и этот самый «татарин», упомянутый Пашкой, будут задержаны. Идет? А сейчас любая задержка им на пользу. Как думаешь, не послать ли нам человека в ту колонию, из которой сбежал Крест?

— А зачем?

— Связи его прощупать, полистать имеющиеся архивные материалы, может, этот, «четвертый», и проклюнется. Из местных подходящей кандидатуры на эту роль пока не вижу. Как думаешь, не явился ли кто по Лехиному свисту со стороны. У них такая солидарность в почете.

— Что ж, дело. Только командируй кого порасторопней и самолетом, чтобы живей обернулся, а мы пока и здесь «татарина» поищем. Приметы стоящие. А как у тебя с Хардиным?

— Поговорили. Сейчас ему деваться некуда, заставят говорить Пашкины показания. Только я о чем подумал. Подтолкнули его к этому преступлению обстоятельства. Не сбеги с колонии Крест — не прозвенел бы звонок и для Хардина. Так что по-разному к нему подойти можно. Сейчас он сам, в кабинете, решает свою судьбу.

— А мне прокурор постановление на его арест подписал. Без обычных своих словопрений.